Дорога радости и слез - Донна Эверхарт

Я остановилась и крикнула в ответ, помахав рукой:

– Обещаю!

Всю дорогу до своих я шла, прижав пальцы к губам. Перед моим мысленным взором раз за разом прокручивалась одна и та же сцена. Я прибавила шагу. Приблизившись, я почувствовала запах дыма, и ощутила тревогу. Интересно, в каком настроении сейчас мама. В последнее время оно менялось как погода. Стояла непривычная тишина. Ни звуков голосов, ни стонов скрипки. Выбравшись из зарослей деревьев, я увидела, что мама сидит в грузовике, а папа у костра. Лейси стояла чуть в стороне сама по себе, крепко прижав к груди скрипку. Она не играла, даже за струны не дергала.

Перейдя на шаг, я приблизилась к костру и присела возле огня рядом с папой. Затем я кинула взгляд через плечо на маму.

– Пап?

Он даже не поднял понуренной головы.

– Пап.

Никакой реакции. Тогда я направилась к маме. Увидев меня из окна грузовика, она покачала головой. Оставив родителей в покое, я подошла к огню и легла. В животе урчало, а перед глазами плавали странные черные точки. Лейси приблизилась ко мне и уселась напротив, придвинув свои ноги к моим. Затем она легла. Уснула она быстро, так и не выпустив из рук скрипку. Сон все не шел. Я переводила взгляд с папы на маму и обратно. По всей видимости, во время моего отсутствия что-то произошло, и я тут же ощутила укол вины, будто могла бы предотвратить размолвку между родителями. На ночь мама осталась в грузовике. Папа не стал возражать, притом что, наверное, маме было очень холодно. И все же ни папа, ни мама не желали друг другу уступать.

На следующее утро мама, присев у огня, сказала:

– Я устала от этой бесконечной, бессмысленной возни. Нам надо найти настоящую работу. И если ты не собираешься ее искать, этим займусь я.

Папа даже не смел смотреть в сторону мамы. Где-то через минуту он, тяжело ступая, направился к грузовику, сел в него и уехал. Я искренне верила, что он вернется не с пустыми руками – хотя бы просто для того, чтобы доказать, что может заботиться о нас.

Все утро я провела в своих привычных хлопотах – кипятила воду и собирала хворост. Покончив с делами, я присела у костра, чтобы погреться, стараясь не думать о том, как сильно мне хочется есть. Отъезд папы вселил в меня надежду на лучшее, что он нас не разочарует. Мы с мамой почти не разговаривали. Лейси сидела, прижавшись ко мне и положив голову на плечо. Иногда она брала меня за руку. Всякий раз, когда это происходило, у меня возникало странное ощущение тесноты и скученности, от которого хотелось поскорее избавиться. Я встала. Вскочила и Лейси.

– Оставайся с мамой, – велела ей я.

– Что ты задумала, Уоллис Энн? – резким тоном спросила мама.

– Пойду к водопаду.

– Каждый день туда бегаешь. Какой в этом смысл? Что там в лесу такого интересного?

Никогда прежде я не врала маме. Никогда от нее ничего не утаивала.

– Да ничего такого особенного, – ответила я. – Там просто красиво.

– Дома у нас тоже была куча красивых мест. Что-то я не замечала, что тебя они особо привлекали.

Мамины расспросы пробудили во мне чувство вины. Я испугалось, что меня может выдать выражение лица. Я придумала еще одно объяснение.

– Иногда мне хочется побыть одной.

– Одной? В лесу? Не самая лучшая мысль. Возьми с собой Лейси.

– Мам, ей там нечего делать.

– Уоллис Энн, стоило тебе тронуться с места, как она тут же вскочила. Я еще на днях хотела тебе сказать, чтоб ты ее взяла с собой, но ты слишком быстро убежала. Идите вместе. Мне не нравится, что ты бродишь по лесу в одиночку.

Из страха, что мама и вовсе запретит мне куда-либо идти, я кивнула и сказала Лейси:

– Ну что, пошли.

Как только мы скрылись из виду, я набросилась на сестру и стала говорить ей всякие гадости:

– Как же мне надоело, что ты вечно со мной повсюду таскаешься. Ты считаешь, что это справедливо? Ты меня старше, но я всегда тружусь больше тебя, с меня больше требуют… А все почему? Потому что ты не можешь… или не хочешь делать дела сама! Может, ты это нарочно!

Я, нахмурившись, посмотрела на сестру, желая понять, как на нее подействуют мои слова, да и подействуют ли вообще.

Лейси замедлила шаг. Теперь она шла так медленно, что мне захотелось подойти к ней сзади и хорошенько толкнуть. Я пошла быстрее, всем своим видом демонстрируя, что мне совершенно все равно, поспевает ли она за мной или нет. Где-то через минуту я уже стала жалеть о сказанных в запальчивости словах. Прежде я Лейси ни разу ни одного худого слова не сказала.

Да что же со мной такое творится? Я остановилась и развернулась.

– Прости меня, Лейси. Я погорячилась. Просто я есть хочу. Мне постоянно хочется есть. А тебе?

Мне показалось, что мои слова тяжелее камней, которые я с тем же успехом могла бы запустить в сестру. Лейси, будто бы не слыша меня, оглядывалась по сторонам, изучая новый для нее пейзаж. Тяжело вздохнув, я снова схватила ее за руку, и через несколько минут мы дошли до поваленного дерева, на котором накануне мы сидели с Клейтоном.

– Давай-ка, присядем, Лейси, – предложила я. – Мне нужно открыть тебе один секрет.

Продолжая держать ее за руку, я сидела и ждала ее реакции. Вскоре она приникла ко мне теплым, мокрым от пота телом. К горлу подкатила дурнота, и я откашлялась.

– Знаешь, что вчера случилось, а, Лейси? Это большой-большой секрет. Слушай, я тебе расскажу одну историю, которая со мной приключилась. Ты ведь любишь слушать разные истории?

Я в подробностях поведала ей о знакомстве с Клейтоном. Рассказала, кто он такой, как выглядит и с каким номером выступает в бродячем цирке. Показала на водопад и в красках описала, как он прыгает в пруд. Потом сказала, что сегодня он обещал принести сахарной ваты. Про поцелуй я и словом не обмолвилась. Во-первых, эта тайна была столь сокровенной, что я не собиралась открывать ее сестре, а во-вторых, какое ей вообще было дело до моей болтовни? Поцелуй казался мне секретом безмерной ценности. Ну, словно деньги, или вообще нечто дорогое, такое, что хочется спрятать.

Я снова заговорила о сахарной вате.

– Он сказал, что на вкус она как леденец. Мы ведь любим леденцы, правда, Лейси?

Не успела она ответить, как в лесу