Дорога радости и слез - Донна Эверхарт

себя в самом выгодном свете. Нам была нужна еда и крыша над головой. Неожиданно я поняла, что вкладываю в пение всю свою душу, всю боль от пережитых испытаний, от гибели Сефа. Я редко плачу, но тут по моей грязной щеке покатилась слеза. Заметил ли это кто-нибудь или нет? В тот момент мне было на это плевать. Мой голос гармонично вливался в хор родителей. Мы пели и народные песни, и церковные гимны. Наконец, я открыла глаза и посмотрела по сторонам. Я отродясь не видала такую толпу народа. Зеваки стояли и таращились на нас будто завороженные. «Наверно, это оттого, что мы спели очень даже неплохо… или наоборот – совсем ужасно…» – подумала я.

Мистер Купер улыбался от уха до уха и кивал зрителям – мол, вон кого я отыскал. В какой-то момент к зрителям присоединился Клейтон. Он стоял в самой середине толпы и улыбался, с гордостью глядя на нас. Еще один мужчина, во фраке и блестящих туфлях, по всей видимости конферансье, стоял склонив голову набок, видимо воображая, как будет объявлять наш выход. Наконец, мистер Купер взмахнул рукой в знак того, что он вполне удовлетворен. Всего мы исполнили четыре песни, закончив на долгой протяжной ноте.

После того как публика вдоволь нахлопалась в ладоши, мистер Купер произнес:

– Ну как, народ? Понравилось? Это наш новый номер. Хотите их еще послушать? Приходите сегодня вечером! Ровно в семь! Это Стамперы, ребята! Запомните эту фамилию хорошенько! Вы ее услышите еще не раз!

Народ снова принялся аплодировать, и мне подумалось, что, наверное, у нас все получилось.

Мистер Купер подошел к папе, крепко пожал ему руку и сказал:

– Скоро вы будете в полном порядке. Это я вам обещаю. Пойдем, обговорим детали. Супругу тоже с собой прихватите.

Он повел папу с мамой к шатрам, и они скрылись в одном из них – том самом, откуда ранее Купер вышел.

Я переступила с ноги на ногу. Мне было неловко оттого, что на меня пялятся, и потому я с облегчением вздохнула, увидев, что ко мне спешит Клейтон. Народ принялся расходиться, чему я была несказанно рада. Я опасалась, что публика так и будет стоять, разглядывая нас с Лейси.

Клейтон выглядел не на шутку взволнованным.

– Слушай, теперь я и сам вижу – сестра у тебя играет на скрипке что надо! Ты тоже классно пела, даже лучше, чем вчера. Я и не ждал, что вы так быстро окажетесь у нас.

Я махнула рукой в сторону шатра.

– Я все рассказала папе, и он решил заглянуть сюда.

– Вот видишь, все обошлось. Я и не сомневался, что вы понравитесь Джонни!

Обычно я запросто могла поддерживать с Клейтоном разговор, а тут вдруг коса нашла на камень. Когда мы разговаривали у водопада, все было совершенно иначе. Сейчас мне ничего не шло на ум. Оно и понятно – я буквально вся выложилась во время выступления, ослабела от голода, а тут еще и Лейси ко мне жмется. Я чувствовала себя выжатой как лимон.

– Мы можем где-нибудь присесть?

– Конечно, само собой, – кивнул Клейтон. – Давай за мной.

– Я не могу далеко уходить от папы с мамой.

– Да здесь совсем рядом. Пошли вон туда. Видишь, там скамейки с лавками стоят? Там куча разных закусок. Тебе чего хочется?

Он повел меня с Лейси к вывеске, на которой значилось «Торговые лотки».

– А что тут есть?

– Да все что угодно. Только выбирай.

Я никогда не ела фабричных закусок. Мы все делали сами.

– Значит, так, посиди тут с Лейси. Я вам кое-что принесу. Что именно – не скажу, это сюрприз.

Мы присели, и Клейтон поспешил к мужчине за импровизированным прилавком. Вернулся он с целой грудой пестрых пакетиков.

– Погляди, что я вам добыл. Это чипсы, это бисквитные палочки с кремом, а это шоколадные батончики.

Мне доводилось видеть всю эту вкуснятину и раньше, но я ее ни разу не пробовала. Он открыл два пакета на которых значилось: «Чипсы Лейз» и протянул их мне. От потрясающего запаха, исходящего от них, у меня закружилась голова. Один пакет я вручила сестре, и она заглянула внутрь. Стоило нам запустить руки в пакеты, как они громко захрустели. Чипсы напоминали жареную картошку, которую мама иногда готовила по воскресеньям на ужин, вот только ломтики были гораздо тоньше. Я очень долго голодала и потому знала, что торопиться сейчас нельзя. Я отправила чипсину в рот и медленно начала жевать. Это оказалось такой вкуснятиной, что я потеряла над собой контроль и вскоре уже отправляла в рот чипсы пригоршню за пригоршней. Лейси последовала моему примеру. Мы грызли чипсы, словно голодные собаки кость.

В несколько секунд мой пакетик опустел. Я тут же принялась за бисквитные палочки. Разорвав упаковку, я отправила в рот сразу половину содержимого и закрыла глаза, наслаждаясь пышным мягким тестом и кремовой сливочной начинкой. Даже не посмотрев на Лейси, я прикончила палочки и взялась за батончик, сразу откусив половину.

Услышав шорох, я подняла глаза и увидела, что Клейтон ошарашенно смотрит на нас огромными печальными глазами. Неужели я увидела в них жалость? Положив недоеденный кусочек батончика на стол, я принялась жевать. Затем сглотнула. Ощущение было таким, словно батончик, не дойдя до желудка, застрял на полпути где-то в горле. Живот скрутило узлом, и я ощутила приступы колющей боли. Я изо всех сил боролась с приступом дурноты. Я не на шутку испугалась, что вот-вот все извергну обратно. Шутка ли – впервые за Бог знает сколько времени у меня в желудке очутилась нормальная еда.

– Черт… Уоллис Энн… – Клейтон провел рукой по волосам. – Чего же ты мне не говорила? Неужели ты не могла сказать, что вы голодаете?

Лейси все еще жевала батончик. Ее пальцы были перемазаны шоколадом. Прикончив его, она посмотрела по сторонам и впилась взглядом в мой недоеденный батончик, лежавший на столе. Я протянула его ей, и она тут же сунула его себе в рот. Я медленно вздохнула, силясь унять бунтующий желудок.

– Мы не из тех, кто жалуется. Сами со всем справляемся.

Клейтон смотрел на меня так, словно отродясь не видел более странного создания, чем я. И это притом, что мы находились посреди бродячего цирка, где чудачества и странности были обыденностью и нормой. Это показалось мне чрезвычайно забавным. Я захохотала так, что аж согнулась, обхватив себя руками за талию и ловя ртом воздух. Я все смеялась и никак не могла остановиться, как вдруг Лейси, которая сидела неподвижно, положила руку на живот. Лицо сестры приобрело обеспокоенное выражение.