Будь что будет - Жан-Мишель Генассия

– Я хочу, чтобы ты знала, – сказал он, – я долго думал о том, что случилось между нами, и очень жалею, я хотел сделать все правильно, но ошибся, а теперь слишком поздно.

Даниэль бросил сигарету на землю, раздавил, печально улыбнулся. Арлена и подумать не могла, что вновь увидит Даниэля, ведь они движутся по параллельным прямым, которые не пересекаются, она пыталась стереть его из памяти, но он забрался слишком глубоко, прятался на краю сознания и всплывал в самые неожиданные моменты, но она вовсе не возражала, – напротив, ей было непонятно, почему он бросил ее ради Мари. За пять минут. Ведь по-настоящему любил он именно ее, и на этот мучительный вопрос у нее не было ответа, эта неразрешимая загадка разъедала душу, но Арлена решила, что ничто не помешает ей жить и двигаться вперед, И потом, военный мне ни к чему, не хочу быть женой солдата и ждать у очага возвращения героя – если я ему нужна, ему придется пойти на жертвы и, прежде всего, отказаться от этого паршивого ремесла.

Даниэль резко поднялся, словно собираясь уйти, снова сел… Я бы хотел встретиться по другому поводу, но сегодня я приехал, потому что… Недавно у Жанны побывал один издатель, которому Тома отправил свои стихи, – я не совсем понял, что случилось, письмо затерялось, потом нашлось, – он считает Тома великим поэтом и хочет посвятить ему специальный номер журнала, но Тома все сжег перед смертью, и ни у кого ничего не сохранилось, нет ли у тебя его стихов?

– Ты приехал ко мне, чтобы узнать, сохранила ли я стихи Тома?

– Помнишь, он писал их для тебя и прятал в ранце или в пальто? Я бы приехал раньше, но пришлось ждать увольнительной.

– Да, я их сохранила. Они у меня в комнате, но я давно их не перечитывала, они все здесь, в папке.

– А ты… ты можешь их отдать? То есть одолжить, мы их потом тебе вернем.

Арлену словно оглушило, Я схожу за ними. Она встала, ушла вглубь Городка. Даниэль бросил взгляд на часы, прикурил новую сигарету. Арлена вернулась через десять минут с серой папкой и протянула ее Даниэлю, который не заметил, что у нее красные глаза, Вот, все здесь, их там около тридцати, последние пять слегка помялись.

– Отлично. Знаешь, они будут счастливы. Я уже и не припомню, сколько же времени прошло с тех пор, как Тома…

– В конце июня будет три года.

– Вот я кретин!.. Я же не спросил… ты… у тебя кто-то есть?

– Конечно.

– Это хорошо. А я перейду на второй курс Коэткидана, и после спецподготовки меня наверняка отправят в Индокитай.

– Убивать или быть убитым – не самая веселая перспектива.

– Но там мы и нужны. Да, забыл сказать, после выпуска из Сен-Сира мы с Мари поженимся в Динаре.

* * *

Арлена никогда не лгала. Да и не о чем было лгать. На самом деле, никого у нее не было, во всяком случае никаких настоящих чувств: ей бы этого хотелось, но она была так поглощена учебой и необъятными заданиями – фактически осилить их было невозможно, поскольку конца им не предвиделось, – что на все остальное не хватало сил, и если на университетском балу ее приглашал потанцевать молодой человек, их отношения заканчивались так же быстро, как начинались; даже самые настойчивые уставали от девушки, которая не принимает приглашений и прилежно занимается все субботы и воскресенья, утверждая, что это главное в жизни. Монашеское житие, со вздохом констатировала ее подруга Антуанетта, да и то, монашки – невесты Христовы, а мы – разве что Святого Духа, губим здесь свою молодость. Арлена сказала себе, что это не важно, главное – закончить учебу, сдать экзамен на степень и найти достойную работу. А потом у нее будет время пожить.

Когда Даниэль ушел со стихами Тома, Арлена еще долго сидела на скамейке у входа, не отвечая людям, которые с ней здоровались, – она их не видела, потому что плакала, глядя в пустоту, думала о Тома, оседлавшем облако, о его беспричинном смехе и говорила себе, что упустила потрясающего парня, который любил ее до безумия, что не поняла ни его любви, ни его таланта. Она просто дура, взбешенная тем, что обманулась, решив, будто Даниэль приехал ради нее, ради того, чтобы помириться и вернуть былую близость, а главное – тем, что вообразила, будто этот недоумок все еще любит ее, непростительная ошибка глупой девчонки, и она повторяла себе, Надо стать сильнее, хватит принимать мечты за реальность. Внезапно на плечо легла чья-то рука – Антуанетта, соседка по комнате, смотрела на нее с тревогой, Что случилось? Арлена подняла голову, грустно улыбнулась, Ничего, все хорошо.

– Так я и поверила, ты же плачешь.

– Нет, я не плачу… Это пустяки, все пройдет. – Она утерла щеку рукавом, шмыгнула носом. – Я не плачу.

Арлена отправилась в общежитие, чтобы принять душ, но к этому времени горячая вода кончилась; стоя под ледяными струями, она прикрыла глаза, глубоко вздохнула и сказала себе, Это последний парень, который заставил меня плакать.

В начале июля Арлена отличилась тем, что отказалась от летней стажировки в НЦНИ, Национальном центре научных исследований, государственном учреждении, созданном накануне войны, которое открылось вновь, объединив прикладные исследования, и сейчас остро нуждалось в специалистах, – она сослалась на то, что не собирается делать там карьеру и твердо намеревается пойти на производство, хотя и знает, что пробиться туда трудно. Благодаря поддержке преподавателя по матанализу, пораженному талантами этой студентки, которая выполняла исчисление бесконечно малых на китайских счетах быстрее, чем на логарифмической линейке, и научила его самого этими счетами пользоваться, Арлена получила стажировку в Институте авиационных исследований, который недавно открылся в старом форте Палезо. Она в некоторой степени гордилась тем, что ее взяли в лабораторию испытания двигателей, но за все три месяца и близко не подошла к аэродинамической трубе – Арлену использовали в качестве подручной для горы расчетов прочности материалов и профилей крыла, но не подпускали к вычислительным машинам, предназначенным для инженеров, а те держали ее на расстоянии, перекладывая на нее рутину и не объясняя цель работы.

Однажды в начале сентября на выходе из форта она заметила молодого человека, раздающего листовки сотрудникам, которые шли мимо, подчеркнуто его игнорируя, взяла бумажку, взглянула – это был бланк «Движения за мир».

– Но ведь все должны быть за мир, разве нет?