Ольвия - Валентин Лукич Чемерис

сказал он. — Когда я увидел, как ты вонзила акинак в рыжебокого вожака, то сразу и подумал: весь мир объезди, а второй такой женщины не найдешь. — И добавил после паузы: — Была когда-то и у меня жена… И сын был…

Он вздохнул, как показалось Ольвии, тяжело и больше не проронил ни слова. И ей стало жаль этого страшного на вид человека.

— У тебя горе? — помолчав, спросила она, начиная догадываться, что, видно, он от горя стал таким…

Он вздрогнул, прислушиваясь к ее голосу, а потом резко повернул свое заросшее, отчужденное лицо.

— За всю мою жизнь в этих краях еще никто не интересовался моим горем. Позволь мне проводить тебя до самого Борисфена. Я буду счастлив.

Ольвия кивнула, и дальше они ехали молча.

Иногда на горизонте мелькали какие-то всадники, то краем пронесся табун, и Ольвия догадывалась, что там кочует какое-то скифское племя. Иногда ей казалось, что она видит вдали дымы кочевья. Но вот холмы, поросшие кустами терна, кончились, и они вырвались на мягкую типчаковую равнину. Ветер пах чабрецом, было тихо и ласково. И солнце приветливо выглянуло из-за серых туч. У Ольвии немного отлегло от сердца. На горизонте равнина заканчивалась едва видными синими кряжами.

— Борисфен — за кряжами! — не поворачивая головы, сказал Тот, кто уничтожает волков. — Но эта долина не совсем безопасна. Здесь водятся дикие кони, а где тарпаны, там и волки. Да и людоловов в степи немало. Особенно в том краю, — махнул он на север, — где не бывает солнца. Людоловы часто спускаются вниз вдоль Борисфена и подстерегают одиноких всадников. А бывает, что и целые семьи захватывают.

Он повернул коня к одинокому дереву; они подъехали ближе. Это был раскидистый, могучий дуб. Тот, кто уничтожает волков, направил к нему коня; Ольвия, помедлив, последовала за ним и под дубом увидела гору волчьих черепов с оскаленными пастями. От этого зрелища ей стало жутко.

— Что, лежите?.. — глухо спросил он, обращаясь к черепам. — Лежите, лежите, я вам еще одного привез!

И швырнул на груду волчью голову. Черепа загрохотали, словно зарычали, и он расхохотался:

— Ха-ха-ха!.. Скалите мертвые зубы? Скальте! — И вдруг крикнул: — Ты слышишь меня, степной владыка?!! Это я, Тот, кто уничтожает твою проклятую стаю! Я буду убивать вас до тех пор, пока ваши черепа не вздыбятся горой выше этого дуба! Берегись, волчий владыка, последней на эту гору я швырну твою царскую голову!

Пригрозив волкам, он пустил коня вскачь. Ольвия едва поспевала за ним. Волчья голова за его спиной моталась из стороны в сторону, и Ольвия старалась на нее не смотреть.

Долго ехали по равнине, вспугивая то куропаток, то перепелов, то длинноухих и длинноногих земляных зайцев — тушканчиков. Вскоре миновали курганы с каменными идолами на вершинах, «побеленными» орлами, и снова поплыли по типчаковому морю. Гудели пчелы, ползая по цветкам клевера, вокруг было тихо, солнечно и зелено. Тот, кто уничтожает волков, не проронил ни слова, молчала и Ольвия. Ликта спала у нее на груди.

Но вот внезапно пронесся гул, земля задрожала.

— Тарпаны! — не поворачивая головы, бросил охотник.

Словно из-под земли, вынырнул в степи табун низкорослых, мышастой масти коней с черными полосами на спинах. Впереди мчался большой широкогрудый и тонконогий конь, видимо, вожак табуна, за ним — жеребцы, потом кобылы с жеребятами, замыкали табун снова жеребцы.

— Волки их спугнули, — объяснил спутник Ольвии.

Послышался протяжный вой, следом за табуном выскочила серая стая и бросилась наперерез тарпанам.

— Жаль коней, — вырвалось у Ольвии.

Тот, кто уничтожает волков, ничего не сказав, остановил коня, пристально следя за тарпанами.

Стая, пытаясь расколоть табун, рассеять его по степи, заходила полукругом. Но кони держались вместе. Вот вожак побежал по кругу, тарпаны потянулись за ним и в конце концов замкнули кольцо: внутри оказались кобылы с жеребятами. Жеребцы по краям повернулись к нападавшим крупами. Волки то и дело бросались на табун, но повсюду их встречали копыта. Какой-то нетерпеливый волк слишком вырвался вперед, один из тарпанов лягнул задними ногами, и серый хищник отлетел с раздробленным черепом.

Вожак заржал, табун, словно гигантское колесо, покатился по степи и скрылся за курганами. А за ним подались и волки.

— Ха-ха-ха!!! — расхохотался Тот, кто уничтожает волков, и крикнул: — Эй ты, волчий царь! Я смеюсь над тобой! Не трогай лучше тарпанов, а то не одному черепа проломят.

***

Когда солнце поднялось высоко и встало над головой, Тот, кто уничтожает волков, повернув направо, начал спускаться в балку. Ольвия последовала за ним. По склонам балки карабкался ивняк, на дне, в неширокой долине, среди зеленой густой травы тихо журчал ручей… Ольвия только теперь ощутила жажду. Ее спутник, соскочив с коня, пустил его пастись.

— Подожди меня здесь, — молвил он, не оборачиваясь, — я подстрелю дрофу.

И скрылся из балки.

Ольвия спешилась, пустила и своего коня пастись, положила на траву Ликту в гнездышке, а сама пошла к ручью. Став на колени, долго и жадно пила воду, до боли в желудке. Из ручья на нее смотрела чужая женщина с худым, острым лицом, с темными кругами под глазами… Ольвия умылась, ощутив приятную свежесть, немного взбодрилась и, чтобы не видеть своего отражения, взбаламутила воду.

— Это не я, — сказала она ручью. — Это — чужая женщина!

И пошла кормить Ликту.

Насосавшись, Ликта затихла, умиротворенно засопела и начала дремать. Ольвия перепеленала ее, постирала пеленки в ручье и разложила их сушиться на траве. Сев возле дочери, она обхватила голову руками… И тотчас мир завертелся перед ней: роды, отчаянный крик Тапура, ночь, побег, волки… И, наконец, Тот, кто уничтожает волков… На душе было тяжело и гнетуще. Тоска сдавила грудь. Думала о Тапуре: неужели он и вправду продал бы ее в рабство? Терялась в догадках… Слышала, как вернулся ее спутник, что-то бросил на землю, потом ломал хворост, наконец добыл огонь. И тоже будто бы вздыхал. Ольвия подняла голову: возле нее лежала пестрая дрофа.

— По лицу твоему вижу, что ты не сколотка, — отозвался он, раздувая огонь. — Кто ты?

— Гречанка.

— А отец кто? — кивнул он малахаем на Ликту.

— Тапур.

Он взглянул на нее с большим уважением.

— Сам Тапур?..

— Сам… — невесело улыбнулась она.

— Видно, дочь?

Ольвия вздохнула и ничего не ответила.

Он хотел еще что-то спросить,