Елена Глинская. Власть и любовь. Книга 1 - Александр Михайлович Козлов

Купеческая династия Морозовых — Василий Григорьевич, Михаил Григорьевич и Борис Григорьевич, вместе со своим родичем окольничим Григорием Морозовым — постоянно участвовала в полном составе во всех заседаниях Думы, и никакие погодные условия не могли воспрепятствовать исполнению их долга. Их позицию в Думе поддерживал окольничий Федор Семенович Воронцов, опытный дипломат и искусный переговорщик с послами соседних держав, брат Михаила Семеновича Воронцова, одного из членов Семибоярщины. Михаил Иванович Кубенский, видный представитель военно-служилой знати княжества, также разделял политические взгляды Морозовых и Воронцова. Боярин Дмитрий Ростовский, чей род вел свое начало от потомков великого князя Всеволода Большое Гнездо, принадлежал к этой группе бояр, поддерживавших Елену Глинскую.

— Гляди-ка, аки Шуйские да Бельские спесиво носы задирают, будто они тут единственные столпы державы, — прошептал братьям Михаил Морозов.

— А сами-то что? Сидят, будто весь мир им должен. Забыли, как они нас поначалу за купцов второй гильдии держали? То-то же! — внес свою лепту в обсуждение Борис Морозов.

— Пусть болтают. Нам дела нет до их бесполезных шепотков. Мы сами по себе, они — сами по себе, — осек братьев Василий Морозов.

В дальнем конце палаты, за массивным дубовым столом, разместились думные дьяки. Их столы были завалены пергаментами, гусиными перьями и чернильницами. Несмотря на отдаление от главных действующих лиц, их положение было стратегически важно: они должны были слышать каждое слово, произнесенное в палате, чтобы точно записывать все решения и готовить необходимые документы.

Один из дьяков, облаченный в простую, но опрятную одежду, поднялся со своего места и начал читать грамоту.

— Милостью Божией и волей государевой, дабы укрепить державу Российскую, надлежит назначить двух советников к государю нашему, — прозвучал его голос размеренно и торжественно. — На должность первого советника назначается князь Михаил Львович Глинский, чья преданность и заслуги перед державой неоспоримы. Вторым советником станет конюший боярин, князь Иван Федорович Телепнев-Оболенский, чья верность и усердие к службе государю известны всем.

Бояре зашевелились, зашушукались между собой.

— Да уж поведали бывальцы на прогулке в Ярилин день, какими достойными сии вельможи себя показали! — выкрикнул боярин Михаил Васильевич Тучков.

В палате недовольно загудели.

Князь Телепнев-Оболенский вспыхнул краской и скосил взгляд в сторону.

Князь Михаил Глинский сидел неподвижно: ни один мускул не дрогнул на его лице, только глаза презрительно сощурились.

Елена Глинская подняла руку, прося слова и пытаясь восстановить тишину в палате.

— Сии вельможи на себе испытали свою силу, дабы не тратить время на козни разные, и теперь оба ведают, что достойны друг друга, — с улыбкой произнесла великая княгиня, но похожей реакции ни у кого не вызвала.

— Михаил Глинский — изменник и предатель! — прогремел голос князя Ивана Бельского, его рыжая борода тряслась от негодования. — Он сидел в темнице, а теперь метит в советники к государю! Неслыханное дело!

Семен Федорович взволнованно постукивал пальцами о резной подлокотник кресла. Время от времени в надежде на поддержку он встречался глазами с младшим братом Дмитрием, который даже внешне походил на него, но всякий раз наблюдал в его глазах отчуждение. Будучи военным до мозга костей, Дмитрий Федорович видел свое признание в безропотном подчинении государевой воле, от кого бы она ни исходила.

Тогда Семен Бельский поискал глазами Василия Шуйского, но тот, обменявшись коротким взглядом с великой княгиней, безмолвствовал.

«Видать, княгиня и ему крепко на хвост наступила, прижала, аки собачонку», — покачал головой Семен Федорович, задумчиво поджав губы.

— А что, Телепнев-Оболенский лучше? — подхватил князь Дмитрий Федорович Палецкий. — Всем ведомо, за какие заслуги ему такая почесть воздается!

Елена Глинская сидела бледная от напряжения. Ее серые глаза метали молнии, но она приложила все усилия, чтобы придать своему голосу спокойный тон.

— Господа бояре, время не ждет, — сказала она. — Венчание на великое княжение назначено, и государю потребны верные советники.

— Но почему именно сии двое? — не унимался Иван Бельский. — Неужто среди нас нету более достойных?

— Потому что Глинский — мой дядя, и он доказал преданность роду Рюриковичей! — отрезала великая княгиня. — А Телепнев-Оболенский свою верность доказал еще при жизни моего мужа.

В боярских рядах снова недовольно зашушукались, и первый день заседания Думы закончился ничем.

Следующее собрание единогласно решили перенести на послезавтра: следующий день как раз приходился на престольный праздник в Благовещенском монастыре, куда традиционно выезжали все члены Думы на торжественный молебен. По древнему обычаю, в такие дни не полагалось заниматься мирскими делами, чтобы не прогневить святых заступников. Многие бояре вздохнули с облегчением: дополнительный день позволит им обдумать позиции и, возможно, найти компромисс в затянувшемся вопросе о назначении советников малолетнего Иоанна IV.

Вечером, за трапезой в личных покоях великой княгини, собрались все близкие ей люди: княжичи под присмотром боярыни Агриппины, мать Анна Стефановна, дядя Михаил Львович и милый сердцу Иван Федорович.

Разговор вяло, но необратимо вращался вокруг недавнего заседания Боярской думы, пока Михаил Глинский прямо не предложил оставить на рассмотрение Думы одного кандидата.

— Моего опыта и мудрости будет достаточно, дабы воспитать в родном племяннике достойного правителя, — его слова прозвучали безапелляционно.

Телепнев-Оболенский с раздражением швырнул на тарелку кусок жареной курицы, но, встретив укоризненный взгляд Елены, сдержался и промолчал.

Иоанн притих на коленях у Агриппины, которая попыталась привлечь к себе его внимание просьбой выпрямить спинку. Юрий, по своему обыкновению, никак не отреагировал и продолжал с удовольствием есть кусочки печеной тыквы с медом из рук Анны Стефановны.

— Не начинай, — предостерегла дядю Елена Глинская. — Никто не посмеет пойти супротив меня в оном решении.

— А не почудилось ли мне невзначай, будто святейший митрополит Даниил с тобой неладно обходится — оказывает неподобающее обхождение?

— Тогда пойду я к нему и поговорю с ним о сем поведении, — ответила Елена со странной улыбкой.

— Ладно, а что, коли бояре своих людей предложат, дабы не допустить единогласия? — не унимался Михаил Львович.

— Тех в Думе потом не будет, — усмехнулся Телепнев-Оболенский.

В свете свечей его красивое лицо светилось магической привлекательностью. Елена с обожанием смотрела на него, и от этого у Михаила Львовича все переворачивалось внутри.

— А пережмешь — неведомо чем кончится, — тихо вставила Анна Стефановна, своим вмешательством предостерегая Михаила Глинского от необдуманных слов.

Думный боярин шумно выдохнул, выражая молчаливый протест.

— Не кипятись, — Елена Глинская налила ему в кубок вина, приглашая выпить. — А лучше отыщи поутру Василия Шуйского, еще до заседания Думы, да передай ему от имени моего: за верность его и разумение одарю я его по достоинству. Коли подсобит, то быть