Игорь Святославич - Виктор Петрович Поротников

– Иными словами, предначертанного Господом? – с язвительной иронией вставил Всеволод. – Тебе бы проповеди с амвона[74] читать, Вышеслав!

Игорю ответ Вышеслава понравился.

Действительно, силой и богатством ему не тягаться с галицким иль суздальским князем, так не лучше ли попытаться превзойти великих князей добродетельностью поступков!

– Хорошо, Вышеслав, я последую твоему совету, – после краткого раздумья произнёс Игорь, – и постараюсь возвести храм в душе своей, как учат нас проповедники.

Всеволод и Бренк изумлённо уставились на Игоря.

Весной от киевского князя в Новгород-Северский прибыли послы. Святослав звал Игоря в поход на Галич, дабы восстановить в правах Игорева шурина Владимира Ярославича.

Во главе посольства стоял боярин Кочкарь, любимец Святослава.

– А Рюрик исполчается ли на тестя моего? – спросил его Игорь.

– И Рюрик, и Давыд, и Ярослав Всеволодович – все готовы заступиться за несправедливо обиженного Владимира Ярославича, – молвил в ответ Кочкарь.

– Где ныне обретается шурин мой? – вновь спросил Игорь.

– У волынского князя Романа Мстиславича, – ответил глава посольства.

Игорь задумался.

Помалкивали и его думные бояре, не привыкшие слово наперёд князя молвить.

– Так что мне передать Святославу Всеволодовичу, княже? – нарушил молчание нетерпеливый Кочкарь.

Игорь надменно взглянул на него и промолвил так, чтобы слышали все в зале:

– Передай Святославу Всеволодовичу, что я не видел от него такого добра, а от своего тестя – такого зла, чтобы обнажать меч на одного по воле другого. Ступай!

Кочкарь удивлённо хлопал глазами, по его круглому бородатому лицу расползлась мина недовольства.

Он сказал, не сдержавшись:

– Такой ответ не понравится Святославу. Поостерёгся бы ты, княже, ссориться с великим князем киевским.

– Ступай! – повторил Игорь, сдвинув брови.

Кочкарь и вся его свита удалились.

Придя в покои супруги, Игорь не скрывал горделивого самодовольства. Вместе с ним был Вышеслав, который тут же поведал Ефросинье о том, какой ответ дал её муж киевскому князю.

– Ответ, достойный древних римлян, – добавил Вышеслав, зная пристрастие Игоревой супруги к античным временам и героям.

Ефросинья бросилась обнимать Игоря.

– А я-то боялась, что Святослав Всеволодович принудит тебя воевать с моим отцом, – призналась она.

– Я не холоп, чтоб меня принуждали, – свысока обронил Игорь. – Пусть киевский князь впредь знает об этом!

Всеволод, как и Игорь, отказался участвовать в походе на Галич.

Видя, что среди Ольговичей нет единства, Давыд Ростиславич тоже не пожелал воевать с Ярославом Осмомыслом. Свой отказ смоленский князь обосновал тем, что не может оставить без защиты свою волость.

«Ежели Игорь и Всеволод идут поперёк воли киевского князя, который им вместо отца, то что им стоит опустошить мои владения в моё отсутствие, мстя мне за поражение под Друцком!» – заявил Давыд своему брату Рюрику.

Вслед за Давыдом отказался ополчаться на галицкого князя и Ярослав Всеволодович.

«Уйду я к Галичу с дружиной, а Игорь в Чернигове сядет. Он давно на Чернигов облизывается! – молвил Ярослав старшему брату. – Либо призовёт Игорь половцев и все мои сёла на разор пустит, ведь Кончак ему друг».

Нечего было возразить Святославу, а потому не смог он разубедить Ярослава.

Кончилось тем, что и Рюрик не захотел без брата Давыда начинать войну с сильным галицким князем.

Поход на Галич провалился.

Ефросинья написала письмо отцу, в котором извещала его о благородном поступке своего мужа. Другое письмо Ефросинья отправила с гонцом к брату во Владимир-Волынский, предлагая ему в случае крайней нужды искать прибежище в Новгороде-Северском.

Если про первое письмо жены Игорь знал и даже читал его, то своё второе послание Ефросинья послала к брату тайком от мужа, по совету Вышеслава.

В беседе с княгиней Вышеслав сказал, что отказ Игоря идти войной на своего тестя – это одно. А принять у себя нелюбимого сына Ярослава Осмомысла – совсем другое. Ведь в последнем случае на Игоря может обрушиться гнев галицкого князя. Понимая это, Игорь может и не осмелиться приютить своего шурина, так как его благородные порывы пока только порывы, но не склад характера. Вот когда Игорь обретёт душевную стойкость, подобно библейскому Давиду[75], тогда его поступки станут образцом христианской добродетели.

«С нашей помощью Игорь обретёт стойкость духа и станет поистине выдающимся князем на Руси!» – заверил Ефросинью Вышеслав.

Однажды Игорь застал жену за чтением какого-то пергамента, причём Ефросинья была так увлечена чтением, что оставила на время вязание на пяльцах. Её лицо, озарённое некой возвышенной мыслью, светилось радостью, глаза сияли. Склонённый профиль лица Ефросиньи в этот миг поразил Игоря своей совершенной красотой.

– О чём читаешь, лада моя? – ласково спросил Игорь, приблизившись к жене и мягко коснувшись её плеча.

– О тебе, мой милый. – Ефросинья взглянула на Игоря снизу вверх и улыбнулась, заметив недоумение у него на лице. – Прочти. – Она протянула ему пергаментный лист.

Держа пергамент в руках, Игорь пробежал глазами начало текста. Написано было славянскими письменами.

Текст гласил, что в такой-то год началась смута в Галиче. Бояре галицкие поднялись на князя своего Ярослава Осмомысла, виня того в умерщвлении ядом законной супруги. Желали бояре сместить с трона Ярослава и посадить князем его старшего сына Владимира…

Игорь посмотрел на Ефросинью.

– Дальше читай, – сказала Ефросинья.

Дальнейший текст обрисовывал ситуацию, когда южнорусские князья во главе с киевским князем Святославом Всеволодовичем вознамерились было силой утвердить изгнанного отцом Владимира в Галиче. Но поход сорвался по вине христолюбивого новгород-северского князя Игоря Святославича, «который не пожелал проливать кровь христианскую, не видя в том для себя ни чести, ни славы». Отказ новгород-северского князя и его брата Всеволода от войны с Ярославом Осмомыслом разрушил союз князей, ополчившихся на Галич. Кто-то из князей устыдился этой затеи, кто-то убоялся прослыть зачинщиком раздора. Иные и готовы были воевать с галицким князем, но не смели, ибо не могли тягаться с ним силою, оставшись в меньшинстве.

«Доброе слово утешит страждущего, добрый поступок способен вразумить заблудшего и отвратить от зла зачерствевшего сердцем», – было написано в конце.

– Это что – летопись галицкая? – спросил Игорь, сворачивая пергамент в трубку и возвращая жене. – Откуда она у тебя?

– Нет, это не галицкий летописный свод, – промолвила Ефросинья, любовно поглаживая своими белыми пальцами свёрнутый пергамент, – это наша местная летопись.

Игорь подсел к жене.

– И кто же её пишет?

– Монахи, что на книжном дворе трудятся, – ответила Ефросинья. – Ты не рад этому?

– А Вышеслав к сему делу не причастен? – Игорь хитро прищурился. – Уж больно слог знакомый.

– Что в том плохого? – Ефросинья обвила шею мужа руками. – У Александра Македонского[76] в войске