Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

— Где вы взяли такую цифру? — выразил искреннее удивление юный король. — Откуда взялись еще тридцать тысяч?

— Их приведут лорд Томас Стэнли и его брат. Мне доложили преданные короне люди, что именно на Стэнли рассчитывает король Ричард, ибо своих войск у него все же недостает.

— Но он мой отчим, — пытался возразить Генрих. — Мы всегда ладили… А моя мать? Позволит ли она, чтобы муж пошел против ее сына?

— У войны свои законы, сэр Генри. Женщины должны молчать там, где гремят пушки и звенят мечи. Однако, черт возьми, бывают исключения, и где остается втуне голос жены, там может набатом прозвучать голос любовницы. Но никому не ведомо, есть ли она у лорда Стэнли, а если и так, то неизвестно, чью сторону она держит.

Некоторое время в зале висело молчание. Из окна слышно было, как ругаются лодочники на Луврской набережной. Раздавался лязг цепей.

— И все же я не смогу отказать изгнаннику, — нарушил тишину Карл, вставая и подавая руку сыну Маргариты Бофор, — ведь мы четвероюродные братья, оба правнуки Карла Шестого: вы, Генрих, по женской линии, а я по мужской.

— Благодарю вас, сир, — промолвил Тюдор, — клянусь, я сделаю все возможное, дабы оправдать ваше доверие. А коли Господь не захочет помочь изгою, я с готовностью сложу голову на поле битвы, зная, что королю Карлу не придется краснеть за своего кузена.

И вновь Анна явила практичный ум отца. Все это время пребывавшая в раздумье, она внезапно, высоко подняв голову, с тонкой улыбкой произнесла:

— Не стоит раньше времени служить панихиду по самому себе, любезный кузен. Как знать, не сыграет ли провидение злую шутку над вашим недругом.

— Пока что оно играет эту шутку со мной.

— Из этого следует, что вы не уверены в победе?

— На все воля Господа.

— И больше всего вас беспокоит ориентация вашего отчима, который, как вы полагаете, обернет свое оружие против вас?

— Может ли быть иначе, если он служит королю Ричарду?

— Я задам еще один вопрос: что сделали бы вы для человека, который заставил бы лорда Стэнли повернуть оружие против своего хозяина? Могли бы подарить ему графство или, скажем, замок?

— Все что угодно! Однако, — с невеселой усмешкой продолжил Генрих Тюдор, — такого человека нет; как мне представляется, его и быть не может.

— Отчего же вы этого не допускаете? Уверена, вы истово молились Богу о даровании вам победы. Господь не мог не услышать ваших молитв, а поскольку он справедлив, то почему бы не поверить, что он станет на сторону хоть и слабого, но правого? Итак, давайте поверим в то, что небеса помогут вам, послав такого человека. Не правда ли, вы будете рады столь щедрому подарку судьбы?

— Коли случится так, как вы говорите… Коли и впрямь это произойдет…

— Что тогда, кузен?

— Клянусь, этот человек станет моим другом, и я сделаю его пэром Англии, как только обрету силу и получу власть! Пока же, увы, силы у меня мало, а власти и вовсе нет.

— У вас будет сила, которая даст вам власть. Не забудьте же свою клятву, дражайший братец, когда вашу голову увенчает корона.

Гость опешил, не поверив своим ушам:

— Но где этот человек? Кто он? Ужели он столь всесилен? Скажите мне, я хочу знать!

— Этот человек, досточтимый сэр, — король Франции Карл Восьмой, у которого вы пришли искать защиты и помощи.

Все трое, ничего не понимая и хлопая глазами, уставились на графиню де Боже, ожидая объяснений. Вместо этого они услышали:

— Король примет надлежащие меры в этом вопросе, однако результатов придется подождать. За это время, кузен, мы соберем войско, с которым вы и отправитесь к себе на родину с тем, чтобы с божьей помощью сесть на трон ваших предков. На сегодня же наша беседа закончена: все мы устали и нуждаемся в отдыхе. Вам, граф Ричмонд, отведут подобающие вам покои, а ваше войско снабдят всем необходимым.

И регентша поднялась с кресла. Поняв это как знак к окончанию аудиенции, Генрих Тюдор, в некоторой растерянности, откланявшись, вышел.

Этим же вечером Анна позвала к себе Катрин, и они вдвоем составили письмо, которому суждено будет изменить историю Англии. Вот оно, точь-в-точь в том виде, в каком поздним вечером, при колеблющемся пламени свечи, его прочтет лорд Томас Стэнли в марте 1484 года в своем загородном дворце в графстве Оксфорд:

Дорогой и горячо любимый мною Том! Море снова разлучило нас, но недалек день, когда мы вновь свидимся, и эти ночи будут для нас еще горячее, нежели прежние. Однако в связи с создавшейся напряженной обстановкой между двумя великими державами меня беспокоит Ваша линия поведения, которая может стать серьезной помехой в нашей любви и угрожавши положить ей конец, ибо действия вашего государя, а, стало быть, и Ваши идут вразрез с политикой нашего государства. Знайте же, мне будет тяжело, но я заставлю себя забыть о нашей любви, если Вы по-прежнему, как преданный пес, будете слепо выполнять команды своего хозяина, на смену которому идет новый, вовсе для Вас не посторонний. С ним я шлю Вам мой жаркий поцелуй и уверения в моей неизменной сердечной склонности и горячей преданности Вам. Вы понимаете, надеюсь, что в случае гибели того, кого посылает вашему королевству Господь, угаснет (со слезами и болью) моя любовь к Вам. Не заставляйте же меня безутешно проливать слезы о нашей былой нежной страсти. Сделав же так, как велит Вам здравый смысл. Вы приобретете друзей среди высокопоставленных особ по ту сторону пролива, что, полагаю, окажется вовсе не лишним если не для Вас, то для Ваших детей.

Ваша (но, быть может, нет, и я предоставляю вам выбор)

К.Б.

24 февраля 1484 г.

— Его не сможет не тронуть такое письмо, — проговорила Катрин, складывая бумагу вчетверо. — Если бы ты слышала, какие слова любви он говорит, когда мы падаем в объятия друг друга!

— Ах, Катрин, на мой взгляд, любовные излияния в этом случае не отличаются разнообразием и звучат одинаково как в устах герцога, так и простого башмачника. Однако, бесспорно, твой лорд безумно рад иметь любовницу, которая в два раза моложе его. Не родился еще тот мужчина, который не был бы польщен такой разницей в возрасте, а потому не сделал бы так, как советует, точнее, как слезно просит дама его сердца, ибо его страшит невосполнимая утрата.

— Анна, это очень опасное письмо!