Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

неподвижно. Юнга засмеялся громче, предложил жестами взять ее в подарок. Убедившись, что тряпка не кусается, стражники наперегонки кинулись поднимать ее. Они забыли о моряках, желали получить по кусочку ткани. Соплеменники окружили споривших. Юнга смело пошел к ним.

– Хуан, остановись! – поднял ружье Мартин.

Сибулета не слушал его. Солданьо застегнул серебристый шлем, взял в руки меч.

– Стой, пропадешь! – повторил Мартин.

– Они мирные… – ответил парень.

Туземцы обернулись к нему. Сибулета дернул воина за хвостик.

– Ух-ты, какая красота! – засмеялся он, приглашая друзей подойти к туземцам.

Индеец растеряно посмотрел на моряка потом на соплеменников, желая спросить у них, как нужно вести себя, не оскорбил ли пришелец духов прикосновением к хвостику. Аборигены молчали, счастливцы привязывали красные тряпочки на хвостики. Туземец застенчиво улыбнулся, обнажил белые зубы.

– У нас много добра, – сказал Сибулета. – На всех хватит.

Он жестами изобразил гору шапок, показал на корабль, где они ждут индейцев. Те радостно закивали.

На помощь товарищу подошел Солданьо в кожаном колете с мечом. Его золотистые волосы и стальной блеск мориона поразили туземцев. На минуту они забыли о юнге и разглядывали солдата как величайшую редкость.

– Не тронь! – отстранил испанец тянувшиеся к нему руки. Островитянам хотелось прикоснуться к пришельцу, убедиться, что это настоящий человек.

Подошли женщины с мешками растительной пищи. Рядом с фруктами и овощами лежали грязные корни.

Индейцам привезли самые дешевые простые подарки. Они обрадовались и до вечера мешали морякам заниматься делами, с любопытством разглядывали мелочи, доставленные с корабля. К ужину аборигены засобирались домой, забрали подарки и гуськом тронулись в путь. Долго вдоль берега тянулось странное войско, сопровождаемое голыми родственниками.

Ветер к ночи не стих, хотя заметно ослаб и не гнал высокую волну. Серая пелена рассеялась. Небо стало выше и просторнее, солнце дремало за плывущими на запад белыми облаками. Там они сделались перламутровыми, посинели и порозовели. Затем угасли, потемнели, словно опять сбились в тучи.

* * *

Перед вечерней службой, устроенной Антонием на палубе, собрались все моряки. Разговоры шли о шторме, ремонте, встрече с туземцами. Среди неспешного говора кто-нибудь понижал голос и замечал, что надо бы вернуться назад, чтобы не потонуть на этой развалюхе. Люди смолкали, прислушивались, не скажет ли еще чего осторожный сосед, но разговоры переходили на другое. Мало-помалу поднимался шумок, пока в ином месте не высказывалась эта простая мысль, возникшая под чавканье насосов в часы бури. Опытные кормчие понимали, что неприятного разговора не избежать, но будет лучше, если он произойдет, когда возвращение станет бессмысленным.

После молитвы за распределением дел на завтра искра сомнения неожиданно вспыхнула пламенем. Недовольный поручением матрос заявил капитану о желании вернуться на Тидоре.

– Вы добровольно отправились со мной в Испанию, – напомнил Элькано, вглядываясь в лица моряков. Он находился среди них и не видел дальних. – Вас кто-нибудь принуждал?

– Мы не знали, что корабль окажется ненадежным, – ответил юнга Аймонте и спрятал глаза.

– Ты испугался?

– Он правильно говорит… – поддержал товарища Солданьо. – Мы проплыли только три недели, а насосы не останавливаются!

Команда на миг прислушалась к скрипу коромысел.

– «Тринидад» сначала тоже лишь немного потек… – заметили в задних рядах. – Может, вернемся? – нерешительно предложили в толпе.

Элькано покраснел, будто его оскорбили. Альбо приподнялся на цыпочки посмотреть на недовольных спутников, но было трудно отличить говоривших.

– Вы все так думаете? – баск взял себя в руки.

– Нет, сеньор капитан, – послышались голоса, – мы хотим плыть домой.

– До дому год пути! – прикрикнул на толпу рыжеволосый солдат, будто накануне разговора товарищи были за возвращение на Тидоре, а теперь переменили мнение.

– Почему? – возразил Альбо. – Нам потребуется шесть или семь месяцев. Я не вижу причин для беспокойства. Любой корабль после такого шторма даст течь.

– Верно, – подхватил боцман Мигель Родос. – Спросите Ричарда, он каждую доску простучал!

От устремленных на него взглядов плотник почувствовал неловкость, переступил с ноги на ногу, пожал плечами и, словно чему-то удивляясь, пробормотал:

– Гнили нет.

– Видите! – победно заключил боцман. – Что я вам говорил?

– Зачем силой держать друг друга? – сказал цирюльник. – Пусть Солданьо с дружками вернется на пироге с лоцманами к сеньору Карвальо.

– Дело говорит, – похвалили его в толпе.

Элькано задумался.

– Лучше жить на острове с дикарями, чем так рисковать, – обиделся Солданьо.

– Вот и оставайся, – промолвил кто-то.

– Оружие и порох дадите?

– Самим понадобится… – пробурчал низкий голос.

– Значит, подыхать нам тут?

– Чего из-за вас время терять? Меня жена дома ждет.

– Сколько человек хотят вернуться на Тидоре? – строго спросил Элькано.

Никто не ответил.

– Я спрашиваю: сколько человек отказываются плыть в Испанию? – повысил голос капитан.

И вновь тишина.

– Солданьо, ты раздумал? – насмешливо осведомились у рыжего.

– У меня нет на заду крылышек, а в пироге я не желаю, – отказался солдат.

– Даже с бабами? – пошутили над ним.

– Даже с тобой! – огрызнулся воин.

– Ты чего молчишь? – вызвали юнгу. – Или тоже перетрусил?

– Я что… Я ничего… Я за всех думал, – торопливо произнес Аймонте.

– В последний раз спрашиваю: есть желающие? – крикнул Элькано.

– Уже уплыли, – ухмыльнулись моряки.

– Тогда позовите священника! – приказал баск.

– Я здесь, сеньор капитан, – францисканец вышел вперед.

– Приготовьте людей к присяге! – велел Элькано. – Пусть именем Господа поклянутся вернуться в Испанию или умереть!

Наступила торжественная тишина. Антоний вновь раскрыл створки алтаря, зажег свечи.

* * *

Со следующего дня дела пошли своим чередом. У туземцев для варки смолы выгодно выменяли воск. За один фунт старого чугуна они давали пятнадцать фунтов превосходного воска. Приносили кур, кокосовые орехи, перец, пригоняли коз. Этого было недостаточно, а дать больше они не могли. В надежде получить продукты внутри острова, испанцы силой захватили проводника, заставили показать дорогу в деревни.

Боцман Мигель Родос, произведенный в кормчие, с индейцем, толмачом и дюжиной солдат отправился на поиски продовольствия. Отряд вышел из полосы прибрежного леса и очутился среди полей, на которых клочками виднелись участки обработанной земли. На них туземцы выращивали два сорта перца: продолговатый и круглый. Первый – «лули» (цвета ореха в зимние месяцы) цеплялся за деревья и шесты, тянулся подобно плюшу к солнцу. Второй – «лада» (черный), пониже и гуще, походил на деревья. Между участками в траве змеились протоптанные тропинки.

Размякшая после дождя земля пахла сыростью. Прогретый воздух струился над полями. Очертания леса колебались в мареве, расплывались беспокойной зеленой волной. Аромат цветов и подсыхавшей травы, особенно острый вдали от воды, вызывал грустные воспоминания о покинутых родных, об испанских деревнях у подножия гор с каменными наростами замков, белеными соборами и колокольным звоном. В раздетом небе, скинувшем лохмотья туч, парили чужие птицы с черными крыльями. Они тоскливо кричали,