Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

Солдаты пересекли поле, углубились в лес. Стало прохладно и сумрачно. Колючки вонзились в босые ноги. Вскоре у путешественников пропало желание забираться в дебри, искать спрятавшиеся поселки. От старых листьев, трухлявого гнилья, тинных луж поднимались душные испарения, скапливавшиеся под густыми высокими деревьями, будто на дне банки с гадами и жабами. Вокруг трещали насекомые. Пауки величиною с кулак зловеще шевелили мохнатыми лапами, уползали в росистые листья, прятались в трещинах коры. Каждый укол, каждая ссадина казались смертоносным ядовитым укусом. Пробивавшийся сверху зеленоватый свет делал лица людей болезненными. Жалобно стонал незнакомый звереныш, кто-то резко противно хохотал, свистели и кричали птицы. Они скрывались в ветвях, только неожиданные шорохи да хлопанье крыльев заставляли вскидывать арбалеты.

Дорогу преградил узкий ручей на удивление с чистой прохладной водой. Его берега обильно поросли травой, густым низким кустарником. Проводник повел отряд вверх по течению. Чаще стали попадаться звери; выползли змеи, охотившиеся на мелких грызунов и не боявшиеся людей. Индеец знаками предупреждал об опасности.

Туземный поселок из десятка хижин расположился на берегу ручья на просторной поляне, куда сверху, будто через трубу, проникало солнце. Здесь было суше и чище. Дома возвышались на двухметровых сваях, чтобы дикие животные не забрались внутрь. Они почти не отличались от береговых построек: грубые стены из жердей, крыши из сухих пальмовых листьев, внутри цветные циновки, примитивная красная глиняная посуда, пучки трав и цветов с заговорами, перья, крылья птиц, кости в горшках, человеческие черепа на тонких шестах. Здесь не было ни коз, ни свиней; лишь мелкие куры да ручные обезьянки разгуливали вдоль домов. Испанцам почудилось, будто их заманили в ловушку.

Индейцы держались миролюбиво. С удовольствием приняли подарки, всей деревней разглядывали пришельцев, принесли три круглых корзины – что могли дать взамен. В первой лежали неведомые плоды и коренья. Во второй – связанные за лапы курицы, живые и дохлые лесные птицы. В третьем – завернутые в широкие листья отвратительно пахнувшие куски мяса. Пигафетта в ужасе отшатнулся. Мясо оказалось человеческим.

Туземцы знаками показали дорогу, где на равнине жило сильное богатое племя, имевшее коз, свиней, буйволов, чьи черепа виднелись на соседних домах рядом с костями пленников. Идти туда никто не захотел. Моряки не подозревали, что островитяне едят мясо сородичей. Было опасно искать людоедов, имея позади голодное племя, пожиравшее собственных детей.

Глава XXII

Странная болезнь

После отплытия «Виктории» Карвальо почувствовал усталость. Ему захотелось посидеть, полежать, подремать среди напряженного рабочего дня, чего раньше не делал. Кормчий не придал этому значения, усталость накопилась за долгие месяцы. Теперь можно было отдохнуть. Прошел день, другой, а ему не стало легче. Он много спал, хорошо ел, но что-то разладилось в организме. Как человек после жестокой битвы не в силах поднять рук, так он утомился от постоянного напряжения. Жуан пролежал еще день и еще один… Усталость не проходила. Тут он заметил, что совсем не хочет женщин.

Открытие поразило его, потому что раньше, как бы он не уставал, «шпага» жаждала борьбы. В жизни Жуана было много неприятностей из-за женщин… Теперь возникла апатия. Это было ненормально, он забеспокоился. Карвальо часами лежал под навесом из пальмовых листьев на веранде дома рядом с факторией, разглядывал голых красавиц и думал, хочет ли их, сможет ли… Вопрос оставался без ответа. Жуан боялся, что если ему приведут туземку, то придется отослать ее домой.

Найти причину отсутствия желания оказалось легко. Жуан решил, будто Господь дает знак начать новую жизнь, думать больше о душе и меньше – о теле, изъеденном цингой и болезнями. Карвальо покаялся священнику. Просветленный и успокоившийся, кормчий пролежал еще пару дней, пока не понял, что дело не в Творце и праведной жизни, а в хиреющем организме, не способном восстанавливать силы. Он велел крикнуть лекаря, начал лечиться. Ему пустили кровь, чем окончательно доконали. Через две недели Жуан уже не мог ходить, лежал на тюфяке, поглядывал по сторонам. Но и сейчас он не сомневался в скором выздоровлении.

Дела на берегу не прекратились. Расторопный Леон Панкальдо, ставший младшим кормчим вместо уплывшего Альбо, помогал Эспиносе и Пунсоролю руководить разгрузкой «Тринидада». Туземцы переносили товары к фактории в соседние освобожденные дома. В городе образовался испанский район, где хранилась гвоздика и жили моряки. Кто-то посоветовал окружить его стеной, укрепить пушками, но из-за лени и беспечности предложение отклонили. Зачем тратить силы, если через месяц возвращаться на палубу?

С матраса, нового капитанского мостика, Карвальо видел, как раздели опустевший корабль, сняли мачты, а затем сотни индейцев с испанцами вытащили корпус на песок. Черный, заросший травой и ракушками, он выглядел старым и гнилым. Из него бежала вода, как из дырявого бурдюка, мерзкая слизь сохла на бревнах. Жуан ощутил нечто символическое в том, что слег, когда его кораблю потребовался основательный ремонт. «Завтра вместе с каравеллой начну выздоравливать», – сказал себе португалец.

На следующий день скребками чистили днище, заставляли туземцев тряпками с песком оттирать загрунтованные доски. Пробоину не нашли. Под тяжестью поклажи в нескольких местах разошлись швы.

Главный кормчий глядел на работу и думал, что с его души тоже надо снять накопившуюся грязь. Из-за болезни в голову Карвальо приходили мысли, казавшиеся раньше смешными. Так часто бывает с замкнутыми людьми, очутившимися за бортом жизни, наблюдающими за ней со стороны.

Иногда к нему подходили моряки, но не задерживались. Жуан не имел друзей, родственники потерялись. Некоторые матросы, не простившие капитану грубостей, смеялись над ним. Только португальцы, приплывшие в Испанию по зову Магеллана, оставались с ним, сохраняли привязанность друг к другу. Упершись спинами в стены, товарищи сидели на корточках, как любили делать индейцы, изредка отвечали на вопросы. Их можно было не задавать, кормчий видел и знал, что будут делать с кораблем.

Вспыхнули костры, черный дым от подгоравшей смолы рванулся в небо. В чанах закипело варево. Конопатчики сменили плотников у «Тринидада». Судно поправлялось, а капитан слабел.

Альмансор прислал ему врача – старого седого мавра с просвечивающей бородкой. Он тщательно осматривал, ощупывал кормчего, делал странные движения вдоль ног и позвоночника, будто хотел вогнать в члены заряд энергии. Жуан ощущал жар от рук целителя, шевеление своих волос на ногах, когда над ними совершались таинственные обряды. Часа на два-три ему становилось лучше. Иногда после лечения кормчего трясло. Он замерзал в жару, требовал одеяло, укрывался с головой. Постепенно озноб проходил, тело согревалось, выступал пот. Он вылезал наружу без сил, пил настои трав.