Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор

Но тот стервец с золотыми часами, он-то как следует ее разглядел. Если его схватят, то наверняка запоет. Да еще и повернет все так, что это она надоумила его украсть часы. Может быть, они даже отвезут его в галерею главного инспектора Бирнеса. Узнает ли он ее среди множества развешанных на стене фото? Фото довольно старое и расплывчатое, ведь она притворилась, что чихает, как раз перед тем, как сработала вспышка. Но ведь и женщин там не много. Всего-то несколько десятков среди примерно тысячи разыскиваемых воров и прочих преступников. Некоторые хвастались, что их фото висит в галерее. Уна не так глупа. Но тоже гордилась этим, втайне.

К черту мальчишку. Не собирается она сидеть тут в этой промозглой квартире как нашкодивший малыш, поставленный в угол. Марм Блэй не запрещала ей выходить из дома сегодня вечером. Хотя в этом и не было необходимости. Уна сама знала правила. А одним из правил Уны, в свою очередь (седьмым), было следовать правилам Марм Блэй. Но черт возьми, как же ей надоело плясать под дудку своей покровительницы. Уна выскользнула из пальто и швырнула саквояж в угол. Брошенная Барни газета совсем измялась в кармане. Ничего, в туалете не важно. Уна бросила ее рядом с саквояжем. Отсчитав от заработанных денег половину, она осторожно отогнула кусок бумаги, прикрывавший дырку в стене у самого пола. Там, в дыре, чуть правее отверстия, лежала банка. Уна вынула ее и открыла крышку. В банке лежали монеты и банкноты, и ожерелье с камеей из слоновой кости.

Эту камею носила мать Уны. Однажды она отнесет ее Марм Блэй и продаст. Когда слоновая кость будет снова в моде и за эту подвеску можно будет выручить побольше денег. Уна отложила в коробочку половину – нет, пожалуй, все же четверть – своего дневного заработка и серебряную булавку Барни. Затем она закрыла крышку и вернула коробочку в тайничок.

* * *

Сначала она заглянула к бакалейщику и купила мясной пирог и чашку ароматного глинтвейна. Там она столкнулась со своей соседкой по комнате, Дейдре. Длинные рыжие волосы и изящный носик. Красивая, но глуповатая – лучше напарницы не найдешь. Дейдре отвлекает, а вторая обчищает карманы. Одно время Уна работала с ней в паре, когда обе были еще совсем молоденькими и новенькими у Марм Блэй. Однако, получив право голоса, Уна настояла, чтобы ей разрешили работать одной. Так намного легче – ведь не надо постоянно следить еще и за своей напарницей. Особенно такой, как Дейдре.

Зато повеселиться с Дейдре можно было на славу. Из лавки бакалейщика они пошли прямиком в смешанный клуб[13], расположенный напротив. Честные работяги – портовые и заводские – сидели бок о бок с ворами и карточными шулерами и говорили о предстоящих выборах олдерменов[14] или кто кого победит в сегодняшних боях без правил. Любой из них был рад купить Уне выпить, но почти всегда они ожидали чего-то взамен. Как минимум излить душу. Или поцеловать. Или даже перепихнуться по-быстрому в одном из номеров над баром. Если мужчина был приятным и у нее самой было подходящее настроение, Уна соглашалась. Но сегодня Уна купила себе виски сама, оставив мужчин профессионалкам с ярким макияжем и глубокими декольте.

В проулке за баром играли в кегли. Уна сделала несколько ставок. Она закурила и материлась как последний пьяница, когда ее фаворит промахивался. Дейдре утащила ее в танцевальный клуб на Черч-стрит, но только тогда, когда в ее кармане остался всего один доллар.

В клубе Уна плюхнулась за столик со стаканом виски и так и сидела, пока Дейдре кружилась и извивалась в объятиях то одного, то другого партнера. Сама Уна отказывала всем, кто подходил к ее столику – с потными ладошками и надеждой в залитых алкоголем глазах – и предлагал потанцевать. По правде говоря, Уна никогда не любила танцевать. Что за удовольствие? Вся в поту, ноги гудят… Она сидела и думала о том, что Марм Блэй по-прежнему снисходительно относится к ней. Ровно так же, как в тот первый день около тележки с яблоками. А она ведь давно стала лучшей воровкой и мошенницей в банде Марм Блэй! Может, пришло время отправиться в свободное плавание?

Дейдре подсела к Уне. Щеки ее пылали, она часто дышала и глаза ее весело горели.

– Ты вообще танцевать сегодня будешь?

– Нет! – отрезала Уна, сделав большой глоток виски.

– Ага. Вот если бы здесь появился твой репортер, небось, сразу вскочила бы и пустилась в пляс.

– У нас деловые отношения, формальные. И все.

– То есть ты хочешь сказать, что откажешь ему, если он предложение тебе сделает? Да ладно!

Сама мысль об этом отбила у Уны всякую охоту пить виски дальше. Барни был, конечно, далеко не самым плохим вариантом. Упорный, хотя и не очень хваткий. Но именно таким он ей и нравился. Но что за жизнь будет у нее, стань она женой Барни? Бесконечная готовка, уборка, дети… Да она даже картошку сварить нормально не сможет. Ну, допустим, для этого Барни наймет прислугу – судя по его серебряной булавке, он сможет себе это позволить. И что тогда? Уне совсем не нравилась перспектива сидеть целыми днями в душной гостиной, словно зверь в клетке.

– Ну не по мне это! Честная жизнь не для меня!

Дейдре хмыкнула.

– Лучше как эти? – Она кивнула в сторону двери. В театре закончилось представление, и в клуб входили новые посетители, а за ними потянулись и проститутки.

Уна никогда не осуждала этих женщин. Что бы ни говорил отец О’Донахью на воскресной мессе, есть хочется всем. А это занятие еще опаснее, чем воровство. Она видела шрамы на их телах. Знала тех, кто умер от венерических заболеваний или сошел с ума. Не говоря уже о Марте-Энн или Хелен-Джоуэт, которой проломили голову топором.

– Мне и так хорошо, спасибо, – проворчала Уна, хотя уже жалела, что спустила столько денег на ставки. Но все можно вернуть за один удачный день на вокзале.

Дейдре покачала головой и убежала танцевать дальше. Уна одним глотком допила свой виски, но не стала заказывать еще. Уже выпитый алкоголь разлился приятным теплом по всему телу, придав ему необычайную легкость. Если выпить еще, то тепло превратится в огонь, а легкость – в полнейшее отупение. И тогда один неловкий жест или одно неудачное слово – и случится взрыв. Уна уже не раз просыпалась с разбитыми в кровь кулаками или заплывшим глазом, горько сожалея о том, что перебрала накануне вечером. Отец говаривал, что у Келли горячая кровь. Но сам от выпивки раскисал – рыдал и нес всякий бред, пока не падал замертво. Не раз Уна клала руку ему на грудь, опасаясь, что он мертв, и чувствовала медленное дыхание и слабый стук сердца. Видимо, буйство передавалось через поколение.

Уна уже собиралась уходить, когда к ней подошел один из театралов. Молодые, самоуверенные и высокомерные, после спектакля – «Свидание под луной» или какую еще там ерунду они смотрели? – они врали своим женам и матерям, что пойдут пропустить по стаканчику в Юнион-Клаб, а сами искали, с кем бы повеселиться всю ночь. Для них Уна – как и любой другой представитель низших классов – была всего лишь очередным развлечением.

– Такая красотка, как ты, просто обязана хорошо танцевать, – сказал молодой человек, протянув Уне руку.

Прозвучало это скорее как приказание, чем как комплимент.

– У такой красотки, как я, вовсе нет желания танцевать с…

Уна собиралась сказать «с каким-то недомерком вроде тебя», но, заметив запонки с рубинами, сказала другое:

– …со всяким сбродом. Но разве откажешь такому благородному джентльмену!

Он протянул ей свою руку в перчатке, и Уна с готовностью за нее ухватилась, улыбаясь изо всех сил. На вопросы отвечала как настоящая леди – этому в свое время научила мать. К счастью, вопросов было немного. Да и не для этого он пригласил ее танцевать. Она поняла это, когда его рука практически сразу начала спускаться по ее спине все ниже и ниже. Уна тут же поправила его руку, но при этом кокетливо взглянула на него, давая понять, что не все еще потеряно. При этом она, естественно, сумела аккуратно снять запонку с одного манжета у него