Фернандо Магеллан. Том 2 - Игорь Валерьевич Ноздрин

становилось на душе. Бог покинул его, наслал немощь и болезни, но не лучше ли простить? «Ибо завтра поищешь меня – и нет меня»,  – повторял монах. Ему казалось, будто сейчас что-то произойдет. Священник ждал, но ничего не менялось.

Юго-восточный пассат гнал корабли на северо-запад. Ровный устойчивый ветер дул второй месяц. Не было необходимости лавировать, ловить капризные воздушные потоки, но даже незначительная работа с парусами изматывала вахтенных, люди валились от усталости. Рационы сократили, урезали до предела. Истощение и цинга косили команды.

Антоний выплакал обиду, повернул к пассату разгоряченное лицо. Свежее дыхание океана высушило слезы. Капеллан приоткрыл рот, осторожно вдохнул прохладный воздух. Ветер шевелил волосы, вздутые паруса покачивались над головой. Они серыми облаками закрыли небо на западе, оставив лишь чистый небосклон между гротом и бизанью. Антоний лег на спину и глядел в просвет на плясавшие над головой яркие огоньки. Каравеллу раскачивало, небо ходило ходуном, палуба представлялась центром мироздания. Он знал, что это не так. Земная ось пронзала Рим через престол святейшего Папы. Посторонняя мысль отвлекла монаха, он успокоился. Сосед стонал. Священник заставил себя подняться, превозмог отвращение, подошел к нему.

– Чем тебе помочь?  – склонился он над круглым отекшим лицом.

Тот не ответил, глаза остались закрытыми. Антоний перекрестил матроса, побрел подальше, зажал рукою нос. В трюме послышались возня – моряки гоняли крысу. Цена на грызунов поднялась до половины золотого дуката. Идти вниз не хотелось, францисканец прилег у борта.

– Не спится?  – спросил его спускавшийся с кормы Альбо.

– Тяжело,  – вздохнул священник.  – Суставы болят.

– Вам бы свежего мяса…  – посочувствовал штурман.

– Долго еще плыть?

– Сеньор капитан-генерал ждет острова со дня на день.

– Скорей бы…  – монах вытянул ноющие ноги.  – Мне кажется, мы никогда не достигнем земли.

– Мы, действительно, находимся вблизи островов,  – повторил штурман.  – По расчетам Фалейры, длина экватора составляет семнадцать с половиной тысяч миль, или тридцать две тысячи четыреста десять лиг. За сутки каравелла проходит пятьдесят-шестьдесят лиг, до Сипанго осталось немного.

– Я не представляю, где мы сейчас плывем,  – не утруждаясь подсчетами, признался священник.

– Движемся к экватору на семнадцатой широте,  – уточнил штурман.

– А так как Молуккские острова находятся на экваторе, необходимо подняться еще на семнадцать градусов?  – вспомнил Антоний.

– Совершенно верно.

– Вы говорили, будто по экватору до островов недалеко. Почему же мы не поднялись до него вдоль материка и не поплыли по прямой линии к островам, как принято с похода Колумба пересекать океан?

– Капитан-генерал хотел воспользоваться пассатом, сократить расстояние.

– За эти дни мы могли оставить Молукки на северо-востоке?

– Не исключено.

– Тогда куда мы плывем?

– На Молукки.

– Либо вы обманываете меня,  – обиделся Антоний,  – либо я ничего не понимаю в навигации.

– Давайте начнем с начала,  – предложил кормчий.  – Двадцать восьмого ноября мы вышли из пролива Всех Святых. Держась в пятнадцати лигах от берега, поднимались на север до первого декабря, пока не уперлись в полуостров и второй раз не заметили Патагонские горы. Затем корабли повернули на северо-запад, отошли от материка на пятьдесят лиг. Ветер и течение несли нас на север, прижимали к побережью. Пятнадцатого декабря мы вновь подошли к берегу у сорокового градуса южной широты и в третий раз увидели покрытый снегом Патагонский хребет. За островком, у тридцать восьмого градуса, флотилия повернула на северо-запад, а двадцать первого декабря у тридцатого градуса южной широты и восьмидесятого градуса западной долготы, повиновалась пассату, легла на запад-северо-запад. С тех пор наш курс не изменился.

Карта морских течений в Тихом океане

(по В. П. Ланге).

– Значит, мы проплыли вдоль Патагонского побережья двадцать пять градусов, или восемьсот миль,  – подсчитал священник.  – Почему же, зная протяженность экватора, мы не торопимся повернуть на север? По расчетам Фалейры острова остались позади.

– Дело в том, что мы не можем определить долготу,  – сказал Альбо.  – С компасами творится что-то неладное, стрелки ужасно врут. Капитан-генерал объясняет это удаленностью от Северного полюса, сила которого здесь ослабла, не способна притягивать стрелки. Сан-Мартин говорит о магнитном склонении, но не знает его величину. Если бы она была известна, то, подобно Колумбу, мы бы нашли долготу по склонению. А пока приходится делать поправки к показаниям компаса: одни пилоты предлагают учитывать десятиградусную ошибку, другие – в два раза больше. Поэтому мы неточно отмечаем на карте положение кораблей. В таком случае разумнее идти к азиатским берегам и от них искать острова.

– Следовательно, мы плывем к Азии, а не на Молукки?  – догадался Антоний.

– Вероятно, так. Я бы сказал: плывем туда, куда несет пассат, ибо ориентиры исчезли.

– Разве нельзя определиться по звездам?

– Это небо неизвестно кормчим.

– Мы можем попасть в Клейкое море, к островам сирен, змиям, пожирающим корабли?  – испугался Антоний.

– Упаси Боже!  – перекрестился Альбо.  – На «Тринидаде» едва ли найдется две дюжины здоровых моряков, на «Виктории» дела еще хуже. Мы не выдержим шторм, а не то, что Клейкое море или битву с чудовищами. Птицы разорвут нас на части. Вы слышали о грифонах?

– Приходилось.

– Желаете послушать?  – штурман заметил неуверенность священника.

– В другой раз,  – запротестовал Антоний.  – Без них пакостно на душе. Вчера мне рассказали об огромных пиявках, высасывающих кровь из человека, а сегодня я видел одну из них.

– Где?

– Совсем близко. Она была темно-коричневого цвета величиною с бревно. Я не успел рассмотреть пасть, но хвост заметил.

– Это не к добру,  – покачал головою кормчий.  – Гады чуют мертвечину, поднимаются на поверхность, плывут за кораблями, пока не сбросишь труп.

– Нас ждет ужасная участь?  – воскликнул Антоний.  – Они не боятся креста?

– Ни молитвы, ни ладана… Одно успокаивает – душа отлетает на небо, не страдает с бренным телом. Вот и он тоже,  – Альбо кивнул на больного цингой,  – отправится кормить акул, а душа поплывет с нами, будет стонать по ночам на реях, вздыхать и всхлипывать в трюме.

– Я слышал, души моряков превращаются в чаек?

– Это потом, когда им наскучит жить на корабле, захочется свободы. Лишь мертвецы, погребенные на земле, сразу уносятся на небо.

– Я буду молиться за них,  – пообещал Антоний.

– И за нас тоже,  – попросил Альбо.

В трюме послышались возня, брань, крики. Делили крысу.

* * *

С утра на «Консепсьоне» Ричард Фодис пилил смолистые бревна. Козлы стояли на куске ткани, прикрывавшей черные проконопаченные швы с резким запахом серы. Плотник налегал на рукоять стального полотна,