Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

— Среднего.

— Животное было здорово?

— Да.

— Хорошо. Ты прав. А какую траву оно ело?

Медвежонок порылся в крупицах раскрошившегося шарика.

— Похоже на короткую толстую траву, которая растет вдоль реки.

— Еще олений помет там был?

— Да, поменьше. Наверное, это мать с олененком, да?

— Похоже, да. Шарики лежали кучкой или были рассыпаны?

— Кучкой.

— А о чем это говорит?

— Что олени паслись спокойно и им никто не угрожал.

— Другие следы поблизости были?

Расспросы продолжались еще долго. Уже почти совсем стемнело, когда Старый Филин сделал тетиву, скрутив ее почти на ощупь узловатыми пальцами при свете костра, горевшего между ним и Медвежонком. Он взял кусок бизоньей жилы длиной дюймов в восемнадцать и зубами отделил две нити. Намочив их во рту, он принялся быстро сучить их на бедре, откинув с него бизонью шкуру. Между первыми двумя нитями он добавил третью, потом еще и еще. Когда он закончил работу, у него получилась гладкая струна в три раза длиннее лука. Сложив ее втрое и скрутив в трехслойный шнур, он связал концы, чтобы не запутались, и прикрепил шнур к двум колышкам, чтобы тот натянулся при высыхании.

Потом он поднялся, поскрипывая суставами, и принялся ногами забрасывать пыль поверх костра. Медвежонок помогал ему, растаскивая в стороны горящие поленья. Сквозь стенки типи пробивался мягкий свет, доносились тихие голоса и пахло вареным мясом.

— Дедушка, можно мне взять твою волчью шкуру? Ту, которую ты носил разведчиком-волком?

— Она уже старая, Медвежонок. Я даже не помню, где она. — Отказать внуку было для Старого Филина трудным делом.

— В сумке под твоей постелью. Я видел, как Луговая Собачка ее туда сложила.

«Наверное, детей все же стоит брать с собой в набеги», — с усмешкой подумал Старый Филин. Если им что-то нужно, они всегда сумеют это разыскать.

— Ты еще слишком мал.

— Нет. Я буду с ней аккуратен. Я хочу потренироваться быть разведчиком-волком!

— А ты умеешь сидеть часами, не пошевелив ни единым мускулом?

— Я учусь.

— Сколько дней ты провел в наблюдении за волками?

Медвежонку следовало бы ожидать этого вопроса, но он был захвачен врасплох.

— Нисколько. Но я их много видел.

— А ты можешь отличить волка от волчицы по шкуре, по особенностям строения? А сможешь это сделать, если увидишь волка, бегущего вдалеке? Сможешь отличить уставшего волка от отдохнувшего, голодного от сытого, только взглянув на его уши? Сможешь понять, идет ли он по следу или просто пробегает мимо? Собирается ли он задрать лося или только поиграть с ним? А знаешь, что ворон и волк могут, например, играть друг с другом, дразнить друг друга? Я видел, как они играют в догонялки, будто дети. Часто воронов можно встретить рядом с волчьей стаей. Не то они выглядывают для волков добычу, не то ждут, пока волки прикончат добычу, чтобы доесть то, что после них останется. Ты знаешь, как волки охотятся? Как загоняют разных животных? Знаешь, Медвежонок? — Старый Филин строго посмотрел на мальчика.

— Нет, дедушка.

— Тогда как ты собираешься подражать волку? Когда сможешь ответить на вопросы, которые я задал, тогда и получишь шкуру. Она уберегла меня от многих бед. В ней я становлюсь невидимым. Она обладает огромной силой. Я не могу просто так ее одолжить.

— Я понял, дедушка, — уныло ответил Медвежонок.

— Завтра пойдем на охоту. Только ты и я. Испытаем твой новый лук. Подстрелим медведя и притащим домой, чтобы твоей матери было, чем наполнить котелок.

Старый Филин терпеть не мог отказывать Медвежонку. Он положил ладонь на плечо ребенка, и они вдвоем пошли ко входу в типи, сиявшему ярким солнцем. Они многое делали вместе и составляли странную пару — маленький коренастый светловолосый мальчик и сухонький старик, потемневший и морщинистый, словно поношенный кожаный ремень.

— Осы Пахаюки будут зимовать с нами. Повидаешься с сестрой, Надуа.

— Я буду рад ее увидеть. — Впервые кто-то упомянул о ней, а сам мальчик предпочитал не спрашивать.

Когда они входили в типи, вдали завыл волк, не то издеваясь над Медвежонком, не то приглашая его изучать волчьи повадки.

— Не называй меня Джоном. Они назвали меня Вила, Медвежонок, потому что я побил их целую сотню, когда меня привезли.

— Что, всех сразу? — Надуа присела на корточках в пыли, чтобы посмотреть брату в глаза.

Любопытная Дымка заглядывала ей через плечо, а Собака ловила блох на земле.

— Нет, конечно. Но некоторые из них были больше меня, а однажды я схватился сразу с двумя. Они никак не хотели оставить меня в покое.

Дети уже свободно разговаривали на языке Народа. Медвежонок лежал, растянувшись на коленях женщин: своей приемной матери Тасуры, Недовольной, двоюродной бабки, которая была женой Старого Филина, — Тадеко, Луговой Собачки, и жены Санта-Аны — Полыни. Они втроем, не прерывая болтовни, щипцами вытаскивали из голого зада и спины Медвежонка колючки опунций.

Крепкое коренастое тело Медвежонка, сплошь покрытое царапинами, почернело как орех гикори, если не считать стол и щиколоток, которые были защищены мокасинами. Волосы его были такие же светлые, как у Надуа, но кудрявились сильнее, а вздернутый нос и щеки были, будто капельками краски, усыпаны веснушками, совсем как у матери. Лоб его был перетянут кожаной лентой, чтобы кудряшки, многие из которых были слишком коротки для кос, не лезли в глаза. Впрочем, без особого успеха.

— Ой! — Медвежонок извернулся и пристально посмотрел на Полынь.

Та шлепнула его по бедру пальцами.

— Тогда перестань ворочаться как головастик, или мы никогда с этим не закончим. А мне скоро надо будет готовить ужин — у нас сегодня гости.

Хотя ноябрь уже наступил, женщины все еще были одеты в легкие замшевые платья. Белые называли такую погоду индейским летом, потому что команчи пользовались теплом и полной луной, чтобы совершать набеги между сбором урожая и наступлением холодов. Вот и сейчас Надуа слышала, как Бизонья Моча разъезжал по огромному зимнему лагерю с бубном, в который он бил, созывая молодых воинов присоединиться к последнему до наступления зимы налету на техасские поселения.

— А что случилось с твоим задом, брат?

Медвежонок выглядел немного смущенно, что было большой редкостью.

— Я пошел справить нужду и не заметил кактус.

— Вот что бывает, когда бегаешь голый, как уичита. А если бы это был гремучник? Куда тогда жгут накладывать?

Женщины захихикали, и Полынь снова шлепнула его.

— Ты и сама похожа на тухканай, сестра… А у меня конь есть! Я тебе его покажу…

— У меня тоже есть лошадь. И она твоего коня обскачет в два счета!

— Устроим гонку! Только и не мечтай победить. Старый