Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков

– А как же император?

– Николай Второй отрекся за себя и за сына. Его брат Михаил Александрович тоже отрекся, мы не рассматриваем их в качестве будущих хозяев земли Русской. Но есть еще группа Великих князей, которые тоже имеют право на власть, например Кирилл Владимирович.

– Ни за что, он в 1917 году ходил по Петрограду с красным бантом и клялся в верности революции.

– Хорошо, тогда Николай Михайлович?

– Он же главный демократ в правившем Доме. Император, устав от его выходок, отправил Николашу в ссылку.

– Его брат Георгий или Великий князь Павел Александрович, наконец.

– Георгий Михайлович мне симпатичен, но не думаю, что он смог бы возглавить страну, он и со своей женой толку дать не может. Слыхано ли дело, всю войну она просидела в Лондоне, в то время, как даже императрица работала в госпиталях. Отец убийцы Распутина тоже не тот вариант, к тому же он женат на разведенной жене полковника. Морганатический брак недопустим для царствующей особы.

– Ну вам не угодишь, Георгий Ермолаевич. Назовите тогда кандидатуру сами.

– Я подумаю, господин капитан, и над вашим предложением о сотрудничестве тоже.

В конце апреля в Петрограде появился английский моряк мистер Томсон. Он поражал всех превосходным знанием языков, свободно переходя с английского на французский, потом на немецкий и русский. На русском языке он не только чисто и без ошибок говорил, но и виртуозно ругался. Когда Томсон переходил на крик, по струнке вытягивались даже бывалые моряки. На английской субмарине, где он ранее служил, частично был русский экипаж. Там, по словам Томсона, он и научился отборному мату.

«С такой глоткой быть ему адмиралом!» – дружно решали все, кто сталкивался с Томсоном, когда тот на что-то сердился. Те, кто знал, что под этим именем скрывается капитан Чаплин, молчали. Георгий Ермолаевич лично просил всех знакомых обращаться к нему как к Томсону. Говорил, что это нужно для дела.

Весной 1918 года большевики продолжили формировать свою революционную армию. Троцкий не стесняясь говорил теперь о войне против немцев как о войне освободительной и патриотической. Между тем позорный Брестский мир был ратифицирован съездом Советов и советская делегация во главе с печально известным всем дипломатам Антанты заместителем наркома Петром Михайловичем Петровым 16 марта отправилась в Берлин для подписания итоговых документов.

На Западном фронте дела были хуже некуда. Немцы усиливали натиск по нескольким направлениям, войска союзников несли тяжелые потери. Ничего этого не случилось бы, сохрани большевики Восточный фронт. Но правда была в том, что сохранить фронт после успеха большевистской политики развала армии было уже нельзя. Половинчатые лозунги Троцкого: «ни мира, не войны, армию распустить» несомненно были правильными в тактическом смысле. Стратегически от развала армии Россия проиграла значительно больше.

В глазах Европы правительство Ленина навсегда осталось предателем интересов «Сердечного Согласия», а русские – людьми, с которыми нельзя договариваться.

Горстка интернациональных авантюристов определила на столетие отношение европейцев к русскому народу, который сам стал жертвой тех же авантюристов, поверив словам и обещаниям о лучшей доле.

Недовольные политикой большевиков, бывшие офицеры первыми организовали сопротивление новой власти. Целые регионы на Дону и других местах изгнали большевиков. Но до тех пор, пока в руках Ленина находились столицы, власть в стране оставалась большевистской. Именно поэтому в среде офицерства, остававшегося в Петрограде и Москве весной 1918 года, возникли антибольшевистские заговоры. В одном из них и принял участие Иван Петрович Смыслов. Офицеры хотели взорвать ситуацию изнутри и надеялись на помощь извне, которую обещали союзники. Назревал гнойник Гражданской войны.

Глава 29

В Петрограде вернувшиеся из Финляндии члены французского посольства пробыли совсем недолго, только пока формировался состав на Урал, к которому до Вологды прицепили дипломатические вагоны. На вокзале к ним никто не пришел. Все ответственные, включая главу военной миссии генерала Лаверня и капитана-социалиста Жака Садуля, были в Москве.

Де Робиен ненадолго вышел в город, чтобы разведать обстановку. Он поразился запущенности городского хозяйства, утрате еще недавнего столичного блеска, как будто с отъездом в Москву большевистского правительства исчезла какая-то едва уловимая составляющая и город на Неве превратился в большой и грязный провинциальный центр, откуда уезжают все, кому есть куда ехать. Вместо них в город прибывали новые личности.

На каждом углу Робиен видел немецких офицеров, представляющих какие-то комитеты и «нахрихтен бюро»[35]. Немцы фланировали по Невскому, сидели в ресторанах, которые по случаю обретения новых клиентов пытались навести порядок в помещениях, почистить интерьеры и обновить меню. Но главное было ясно – немцы-победители повсюду фактические хозяева положения. Робиену сказали, что нечто подобное творится и в Москве. Только в провинции немцев нет и там по-прежнему воспринимают Германию как врага.

Секретарь рассказал об увиденном послу. Нуланс выслушал молча, он остро почувствовал, что ситуация ушла из-под контроля. В военной миссии, которая должна была во всем подчиняться послу, разумеется, знали о его возвращении, но не удосужились даже послать кого-нибудь с докладом на Финляндский вокзал.

От всего увиденного впору было впасть в уныние, но не таков был посол Франции, чтобы смириться с создавшимся положением. Он вызвал де Робиена к себе в вагон.

– Пишите, граф!

«Господину министру иностранных дел.

Принимая во внимание Ваше согласие с моей инициативой по возвращению в Россию, прошу Вас предоставить мне едино лично решать вопросы контактов с правительством большевиков. Прошу отозвать на родину капитана военной миссии Жака Садуля, который своей безответственной деятельностью поставил союзные миссии в России в весьма сложное положение. Прошу особых полномочий на контакты с людьми, имеющими отличную от большевиков точку зрения на развитие событий. Нуланс».

Французский посол решил, что он немедленно по приезде в Вологду развернет сеть агентуры по сбору информации и подготовит свержение большевистского режима. Да, да именно свержение, это будет его, Нуланса, ответ на унижения представителей стран Антанты в последние месяцы. Конечно, всё будет сделано руками русских, но идеологом контрреволюции станет именно он, Жозеф Нуланс. И это в конечном итоге в этом качестве войдет в анналы истории.

– Господин губернатор, у нас новости, да какие! – Норман Армор, который жил на вокзале в дипломатическом вагоне, сломя голову примчался на Дворянскую улицу в американское посольство. – Только что в Вологду прибыли наши коллеги из Финляндии, целый состав, французское посольство, сербы, итальянцы.

– Что такое? – изумился посол, – я полагал, что они уже давно дома.

– Они не смогли попасть в Швецию из-за войны.

– Какой еще войны?

– Гражданской войны