Дантал - Абай Тынибеков

великан поднёс её к лицу, пытаясь рассмотреть пальцы. Ничего не обнаружив на них, но всё сильнее распаляясь от неутихающей боли, он вновь подступил к костру и стал в гневе обеими руками разбрасывать раскалённые угли. Увидев его поведение и восприняв его как пример, несколько синетелых также набросились на кострища, разметая их ногами и руками, поднимая выше себя несметное количество жалящих искр.

Всё закончилось довольно быстро. Кострищ не осталось, лишь множество разбросанных угольков, шипя, остывали по всей округе, но случившееся дальше со всеми теми синетелыми, кто занимался уничтожением странных свечений, было ужасным. Они, корчась, падали на землю, судорожно извиваясь от нестерпимой боли. Их было восемнадцать. Так и не придя в себя, все вскоре умерли. Ценою жизни почти трети своей и без того немногочисленной группы состоялось первое знакомство великанов с одним из достояний людей – огнём.

* * *

Рабы, притаившиеся в расщелине с мусором, цепенея от страха, издали наблюдали за всем происходящим в лагере. Из них больше десятка за короткое время, увидев исполинов, один за другим, схватившись за грудь, бездыханно скатились на самое дно. Не выдерживали перетруженные, ослабшие сердца. Остальные при этом сильнее вдавливались в землю, боясь, что их стоны привлекут внимание чудовищ и приведут их к ним. Они не могли знать о том, что пришельцы были глухи и даже не имели ушей. В какое-то мгновение ещё один из невольников пронзительно вскрикнул и повалился навзничь, медленно сползая вниз. Находившийся рядом с ним юноша, напуганный случившимся сильнее прежнего, тут же вскочил с места и стал карабкаться наверх. Он сумел выскочить на поверхность, но кто-то крепко вцепился ему в ногу и стащил обратно. Этого движения было достаточно. Великаны заметили его и двинулись к расщелине. Шансов выжить у рабов уже не было. Словно мышей доставали их синетелые. Пиршество, устроенное ими, сопровождаемое истошным людским ором и воплями, продолжалось.

Зарождался рассвет.

* * *

Прислонившись спиной к прохладной каменной стене, прикрыв веки и прислушиваясь к тишине, Хнумхотеп устало сидел в верхней части строения. Один из его телохранителей расположился возле проёма в полу, откуда могли появиться исполины. Остальные находились рядом, готовые быстро прийти на помощь. Единственный факел, воткнутый рукоятью в небольшую щель почти над входом, тихо потрескивая, тускло освещал помещение, выхватывая внизу из темноты широкие пыльные ступени. Три других факела из бережливости были погашены.

Где-то там, далеко, едва уловимо для слуха вновь раздались крики. Полководец открыл глаза. Лишь мгновение назад ему казалось, что всё случившееся – дурной сон. Теперь же, когда он опять увидел эти стены, тяжкая явь навалилась на него с новой силой. Страха не было. Но почему-то тоска и печаль сильно бередили его душу. В помещении явно добавилось света. Взглянув вверх на маленький проём, он увидел в нём крохотный кусочек почти белого неба. Ночь прошла.

«Если до полудня они не придут сюда, то нам самим нужно будет выйти к ним наружу. Нет ничего хуже неизвестности. Мои воины хоть и находятся в относительной безопасности, но долгой осады без пищи и воды ни им, ни мне не выдержать. Следует чаще беспокоить врага и любой ценой заманивать его в эти строения. Снизу их не одолеть, а вот по одному и с высоты можно. Только бить их следует дружно, без промаха и без паники. Остаться здесь заживо погребёнными нам нельзя. Уж лучше там, на воле, принять любую другую, но достойную смерть», – Хнумхотеп размышлял над предстоящим поведением.

Сомнений в правильности избранной тактики войны у него не было. Решение, принятое им, было единственно верным. Над тем, какие великаны, откуда они появились в этих местах, на что они способны и чего вообще хотят добиться, он не задумывался, понимая всю тщетность напрасных усилий и не желая тратить силы.

Бросив взгляд на своих охранников, он вновь закрыл глаза и продолжил свои мысли: «Они, наверняка, покончили с рабами. Остаёмся только мы. Судя по их размерам, они не смогут опускаться и подниматься по этим лестницам парами. Это хорошо. Это очень удобно для нас. Длинные копья и острые стрелы обязательно выручат нас. Кем бы они ни были, у них есть головы, а они всегда и у всех – самая уязвимая часть. Головы у них точно имеются, и очень даже не пустые, иначе такие сооружения не были бы сотворены ими. Хотя они могут и не быть их творцами».

Хнумхотеп протёр руками лицо, внимательно оглядел ладони, стряхнул их и задумчиво посмотрел на противоположную стену: «Надо же, как всё-таки удивительна жизнь! Теперь, с высоты прожитых мною лет, я понимаю, что с годами она, насыщаясь, отсеивая ненужное и бессмысленное, начинает сужаться и устремляться к небесам, подобно этому строению, у которого, как мне кажется, каждый ярус означает определённый этап жизни. Вначале для человека важно всё. Потом – только доступное. После важно лишь всё необходимое. Затем ему очень нужно главное. И напоследок у него остаётся что-то одно, а вот что оно, я ещё не познал. Когда-то давно, в детстве, для меня, несмышлёныша, важным казалось очень многое, почти всё, что меня окружало, и оно было большим, словно нижний ярус этого помещения. С каждым днём, благодаря родителям, я понимал и то, что не всё доступно мне. Наверное, этот период соответствует уровню второго яруса. С годами я взрослел. Меня стало интересовать только то необходимое, что давало возможность служить самостоятельно. Вон ярус в человеческий рост и есть тот мой возраст. Затем, вкусив изрядно одиночества, из всего, что было дорого моей душе, я возжелал главное – семью. Где-то там, вверху, есть ярус, равный и тем моим годам. Ну а сейчас для меня остался лишь этот маленький кусочек неба. Не думаю, что это и есть венец всей моей жизни. Что-то земное, открытое и чистое будет моим единственным и последним».

Громкие тяжёлые шаги, гулко отражаясь от стен, наполнили всё нижнее помещение, прервав спокойное течение его мыслей. Быстро вскочив, он бросился к проёму. Два телохранителя с боков наставили вниз копья. Другие двое натянули свои луки и расположились в шаге перед лестницей, вглядываясь в проход, своими округлыми шероховатыми сводами уходящий под наклоном вглубь. Хнумхотеп подобрал свой лук, опробовал его упругость, заложил стрелу и встал между ними. На самых верхних, ближних к ним ступенях на пыльном слое отчётливо проглядывались следы их ног. Напряжение нарастало. Звуки приблизились, и уже через миг им стало понятно, что исполины поднимаются к ним. Несмотря на прохладу, царящую здесь, люди покрылись потом, обильно стекавшим по