Братья вольности - Георгий Анатольевич Никулин

— Чего тебя, как девку, уговаривать? Мы тебе поможем. Чирков тебя-то разве лучше? Ну-ка чем лучше-то? Вот то-то! Заставим, так не этому научишь. Учи пока, после тебя, как Алешку Ширкалина, пошлем экзамент держать на учителя. Тот вперед поедет, ты после. Учи. А послушание учеников и прилежность будет, иначе… я перед тобой за это отвечаю. Если бы ты недоверток[36] какой! Ты уже научен и веришь в свое дело. Я вашу породу знаю, уж если Пóносовы возьмутся…

Петя осмелился выговорить одно условие:

— Мне-то учить и самому учиться. Я недовычный к делу, так извольте оставить на мне только горный класс.

— Ну ладно, — уступил Поздеев, — «аз-буки» с младшими пока потянет поп Матвеев.

Пете пришлось выступить в новой роли, и он все же ребят попросил:

— Вы уж не подводите, как-нибудь вытрясайте дурь из башки, а в умы набирайте науку, иначе Поздеев возьмется экзаменовать. По себе знаю: захотите, так выучитесь. Не получится с первого раза — вторично надо усилие приложить, — сказал Петя и рассмеялся: — Вот как я стал похож на учителя: правильно рассуждаю. А вы старайтесь!

Все решилось просто. Ребята боялись — не прикрыли бы студию, тогда и не выйти им в горные практиканты, если наймут какого-нибудь «розгача»[37], так и неучем останешься и взвоешь.

Петя вступил в свою роль, отбросил неуверенность, а со временем начал открывать «новые понятия» в себе и друзьях. Чирков сразу отдал сменщику свои конспекты, на радостях прибавил к ним вольнолюбивые произведения, тайком списанные в столице.

Чирков давно подметил, что Михаил братца балует, все бы ему отдал, хотя бы за то, что Петя его, уже женатого, грамоте научил. Пете нравится учить, пусть и учит, а он, Чирков, Мишкиными руками и башкой, много машин построит и, раз вызволился от ненавистной школы, так проникнет в большие дела.

Сделанное Михаилом Чирков выдавал за свое. Сколько ни бились, волочил-прокат-машина[38] не тянет, и все, хоть диаметр водобойных колес[39] в два раза увеличивай! Да и то ведь не потянет. Михаил чуть сместил валки — по отвесу глядеть, так и не углядишь, — на один волос сместил и сказал: «Так потянут», — и потянули. Подумалось Чиркову: хорошо бы усовершенствовать ножницы для резки железа, а как?

— Будут резать сразу две кромки, — сказал Михаил.

— Надо четыре, — просил Чирков.

Он так обещал Поздееву. Михаил рад бы помочь, он сам видел, как на старых ножницах бьются работники и мало успевают сделать: вон его приятель Фролов на этой каторжной работе совсем вымотался.

Подумали, попробовали, и Михаил отказал:

— Не выйдет четыре. Сначала резать две стороны, потом еще две. На второй резке все равно резать по другому размеру. Поставят еще работных: людей-то им не занимать стать.

Степан смотрел на своих чёрмозских друзей и не сразу узнавал, шибко выросли все. И новые парни откуда-то взялись, да такие бойкие, не в пример старым. Один младшенький подошел и сразу первый руку протянул:

— Я — Михаил Ромашов… имею любимый афоризм: «Хочу, чтобы общество людей было слитно, хочу учтивости, взаимного уважения и в трудолюбии забвения самого себя». А вы какого мнения? — Так вот и огорошил Мишка Степана без всякого «подходца».

Степан понял желание казаться взрослее, чем есть, но ответил сдержанно и учтиво:

— Я считаю приемлемым все сказанное.

— Тогда будем дружить. Афоризм заключим так: «…из всего этого и рождается любовь к отечеству». Я так считаю.

— Ишь ты! Ставишь себя единственным, а против тебя целая стенка — это мы, от которых ты и ума набрался, — одернул Федька.

— Твоя правда. Только затем ваши слова повторяю, что сами еще долго будете мямлить, прежде чем прямо сказать.

Все разговаривают, путем стоят, один Мичурин наскочил сзади, обхватил Степана за шею, хотел повалить — не вышло.

— Ну дубы! — окинул Степан Петю и остальных.

— А сам-то! Еще и плечист.

Подравнялись, смерились.

— Видишь, Мичурин, всех нас выше.

— Еще один жених! — воскликнул Мичурин. — У нас, Степа, не счесть чёрмозских невест, даже есть девушка, которую держат «в кенарейках» у Поздеевой; госпожа научила произносить французские буквы, складывать слога: знай выпевай; а про что читаешь — не твое дело. Поздеиха французские романы любит, но глазами слаба. Девушку Евфимией зовут.

Еще Степан узнал, что на Фимушку Петя заглядывается, за ним — Михалев и Ромашов тянутся; только ухажеров близко не подпускают, и Фиме не выйти из дому; да еще к поздеевскому крыльцу подбираются Чирков, Ширкалин Алешка и Федя — эти за Настей.

— Сам-то ты на ком женишься? — спросил Степан Мичурина.

— Вот встану на ноги… Мне любо, чтобы толстая была, проворная и смешливая… Пусть детей будет много.

— Ну-ко, а по делу чему вы тут без меня за эти годы научились? — спросил Степан.

Петя весело смотрел на Степана, и голубые глаза его смеялись, искрились. Этот приветливый взгляд его и открытая улыбка невольно у каждого сразу вызывали симпатию к нему; умное и доброе лицо внушало доверие и заранее располагало к согласию с ним.

— Все собрались, так пошли в горную студию, — позвал Петя.

Удивило новое название, но Степан ни о чем спрашивать не стал: у деловых людей перенял — «не показывай наперед свою неосведомленность».

Зашли в класс, и как раз в тот, где Степан начинал учиться. Большим казалось раньше это помещение, так и вспоминалось оно, а теперь — конура, в которую еле-еле втиснулись здоровяки. И потолок над головой низок, и в дверях приходится сгибаться. Вот по-прежнему широка дверь, как амбарная, сплоченная из толстых плах[40], на разлапистых кованых навесах.

— Вот наша горная студия, а это — студенты, — представил Петя.

— А учитель кто? — спросил Степан.

— Да вот же — Петя!

— Как это так?

— А так, — поторопился объяснить Федька. — Когда Чиркова отпустили, надо стало искать другого учителя, так главный надзирающий господин Клопов сразу решили: «Чего еще деньги тратить на стороннего, вот Петька по книжкам научит. Два раза объяснит, сам поймет. Читай книги, Петя, вся Общественная библиотека твоя». Петенька и впрямь охапками таскает, только, пожалуй, не те книжки. Но Клопов, как надзирающий, одобряет: кроме горного дела полезно знать еще историю. И показывает на Петю обрадованно, будто самому это в похвалу: «Видите, усердному читателю полезные книги открывают широту воззрения».

Степан все удивлялся: как это Петя — и учитель?

— Ничего удивительного, — засмеялся Мичурин. — Велят служить попом, будешь служить.

— Не кощунствуй, — одернул Федька, которому не льстило напоминание о бытности