Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр

В марте Мария переехала в Хансдон с целью изменить свое положение, которое с каждым днем становилось все более невыносимым. Тем не менее у нее еще теплилась надежда, что император передумает и придет ей на помощь. Она узнала, что Елизавета в сопровождении пышной свиты посетила короля, который очень любезно принял сестру, охотно согласившуюся соблюдать новые законы. Еще одна заблудшая душа, с грустью подумала Мария. Она сокрушалась по поводу того, с какой легкостью Елизавета поменяла веру, но при этом с тоской вспоминала те счастливые времена, когда они с сестрой еще были близки.

Ван дер Делфт написал, что Уорик отказался заплатить за приданое Марии, чтобы она могла выйти замуж за Дома Луиша. Таким образом, еще один путь к спасению был отрезан.

Но она не даст себя запугать. Против нее пока не было предпринято каких-либо действий, и она немного успокоилась. У себя дома она продолжит служить мессу. Непоколебимость Марии по отношению к вере ни для кого не составляла секрета, а потому аристократы и джентри, исповедовавшие католицизм, все чаще смотрели на нее как на вдохновляющего лидера и пытались пристроить ей в услужение своих дочерей. Каждую неделю к Марии приходил полный надежд отец, мечтавший, чтобы дочь воспитали в истинной вере.

Император настоятельно требовал от Совета предоставить Марии свободу вероисповедания, но единственное, в чем советники пошли на уступки, – это позволили совершать мессу при закрытых дверях в присутствии двух-трех помощниц. Уорик дал ясно понять, что Совет потворствует ее невежеству и слабоумию, и строго-настрого предупредил, что она не должна давать повода для скандала, допуская всех домочадцев на богослужение. Разрешение действовало лишь ограниченный период времени. Когда Мария будет готова принять протестантизм, его должны были отозвать.

Мария дошла до белого каления, читая письмо ван дер Делфта. На секунду ей показалось, будто у нее остановилось сердце, и пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть. И даже заверения посла, что теперь она наверняка не омрачит свою совесть отказом от старой религии, не могли усмирить бушевавшую в груди ярость.

Сэр Фрэнсис Энглфилд забрал у Марии письмо посла и, внимательно прочитав, хмыкнул:

– Он определенно разозлил милорда Уорика! Он говорит, Уорик был так зол, что мог вполне прибить его превосходительство, если бы его не остановили другие члены Совета.

– Пусть видят, что представляет собой этот человек! – пробормотала Мария, понимая, что обидные слова Уорика будут еще долго звенеть у нее в голове. Невежество… слабоумие… Да как они смеют?!

Но хуже всего было то, что рано или поздно ей вообще запретят служить мессы, поставив ее в положение, когда она будет вынуждена отвечать за нарушение закона. Именно так считали друзья при дворе. Каково это быть заточенной в Тауэр? Предоставят ли ей роскошные покои королевы, где в свое время содержали Анну Болейн? Или это будет сырая камера с окнами, открытыми дождям и ветрам.

Но она тоже не из робкого десятка! Совесть подсказывала, что ее священный долг – позволить правоверным католикам приходить к ней домой на мессу, пусть даже в нарушение предписаний Совета.

Однако ситуация приняла более зловещий характер, когда Англия подписала мирный договор с Францией, но не заключила аналогичного соглашения с императором. Похоже, препятствием для создания альянса стала безоговорочная поддержка Карлом своей кузины. Мария уже получила официальную жалобу на проведение публичных месс с прозрачным намеком на то, что Уорик намерен принять против нее самые жесткие меры. Она попыталась протестовать на том основании, что в свое время получила твердые заверения Сомерсета, но все было тщетно. А затем и сам король начал забрасывать сестру письмами, в которых уговаривал ее обратиться, так сказать, к истинной вере.

Мария отвечала сперва терпеливо, напоминая Эдуарду, что он слишком молод, чтобы судить о подобных вещах. Когда он сделался более настойчивым, она отправила ему более резкий ответ, упомянув их отца, который не потерпел бы изменений, совершавшихся от имени нового короля. Итак, обмен аргументами между Эссексом и королевским двором продолжался, становясь все более напряженным.

Она серьезно встревожилась, когда Совет сообщил, что к ней сватается протестант – маркграф Бранденбурга. Ах вот как они решили от нее избавиться! Опасаясь, что Уорик даст согласие на этот брак, она ответила, что не сделает ничего без одобрения императора, которого почитает за отца. Но будет ли этого достаточно, чтобы удержать недругов?

В апреле Мария переехала в Вудхэм-Уолтер-холл, маленький дом в Эссексе на морском побережье, в двух милях от Молдона. Отсюда, как она вполне резонно полагала, ей будет легче совершить побег по морю. Отчаянно желая выбраться из страны, она решила посоветоваться с ван дер Делфтом, для чего пригласила его к себе.

Мария с грустью отметила про себя нездоровый вид гостя. Оставалось уповать на то, что она не слишком утомила посла постоянными просьбами о помощи. Когда она справилась о его самочувствии, он ответил уклончиво, но бледность и чрезмерная худоба не могли не настораживать. Ведь именно болезнь разлучила Марию с дорогим Шапюи, по-прежнему занимавшим особое место в ее сердце.

– Что мне делать?! – воскликнула она, меряя шагами столовую, где на столе остывал нетронутый обед.

– Ваше высочество, вам следует набраться терпения и посмотреть, что будет дальше, – ответил посол.

– И в результате выйти замуж за еретика или оказаться в Тауэре! – вспыхнула она. – Неужели вы забыли о безбожности Совета? Я уверена, они собираются сделать из меня мученицу!

– Мадам, умоляю, успокойтесь!

– Но ведь они не боятся Бога, для них нет авторитетов, они потакают лишь своим прихотям. В глазах Господа мое дело правое, и, если его императорское величество придет на помощь, я медлить не стану. Повторяю еще раз: добрые друзья предупредили меня, что в скором времени я должна буду признать Акт о единообразии. Я, естественно, откажусь. Если я не смогу слушать мессу, то снова приму страдания, как и при жизни отца. – Она опустилась на стул рядом с ван дер Делфтом и посмотрела ему прямо в глаза. – Я должна срочно бежать. Они собираются запретить мне находиться ближе тридцати миль от любой судоходной реки или морского порта и лишить меня преданных слуг. После чего они смогут сделать со мной что пожелают. Сэр, я скорее пойду на смерть, чем позволю запятнать свою совесть. Умоляю, спасите! Я, словно невинный ребенок, думаю лишь о служении Господу и своей чистой совести, а отнюдь не о богатстве и мире вокруг. Если сейчас опасно уезжать и опасно оставаться, я должна выбрать меньшее из