Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр

перевертыш в религии не может быть человеком слова. Все это затевалось для того, чтобы самому захватить власть. Она подозревала, что у него не было намерения восстановить католицизм, поскольку Эдуард, согласно сообщениям, был страстным неофитом. А ведь пройдет совсем немного времени – и он достигнет совершеннолетия, после чего Англия Уорика станет протестантским государством, каким и хотел его сделать Эдуард. И все же…

Мария оставила посланца и, удалившись в кабинет, созвала своих должностных лиц и придворных дам. Рассказав об обращении Уорика, она попросила их совета:

– Как думаете, он достаточно искренен?

– Нет, мадам, – твердо произнес Рочестер. – И вы правильно делаете, что не доверяете ему.

– Мадам, это может стать для вас началом перемен к лучшему, – возразила Сьюзен.

– И действительно, – поддакнул отец Хоптон. – Мне кажется важным, что он признал вашу роль как наследницы престола.

– Он просто-напросто делает ставку на то, что католики более решительно настроены против Сомерсета, – заявил Рочестер.

Мария поднялась с места:

– Большое спасибо всем. Боюсь, я согласна с сэром Робертом. Я скажу посланцу, что не могу в этом участвовать.

* * *

Сомерсета арестовали. Сэр Фрэнсис Энглфилд получил очередную порцию новостей от своего друга при дворе. Очевидно, герцог, почувствовав, что в воздухе попахивает заговором, закрылся вместе с королем в Хэмптон-корте, откуда пытался призвать лондонцев встать на его защиту. Марии было страшно подумать, каково было Эдуарду, беспомощному заложнику лорд-протектора, оказаться в центре конфликта, сущности которого он, скорее всего, толком не понимал. Узнав, что Уорик собрал войско и готовится к походу на Хэмптон-корт, Сомерсет, вытащив короля из постели, перевез его в более безопасный Виндзорский замок – крепость, которую, насколько было известно Марии, Эдуард ненавидел. Оказавшись там, герцог определенно потерял самообладание и обещал пойти на условия Совета в обмен на обещание сохранить ему жизнь. Однако он был незамедлительно арестован и посажен в Тауэр по обвинению в заговоре против своих коллег.

Поздно ночью Мария в одиночестве читала в своей комнате письма, искренне удивляясь, сколько зла таил в себе Сомерсет. Впрочем, она предпочла бы, чтобы у власти был не скользкий Уорик, а бесхребетный Сомерсет, и собиралась молиться за него, хотя и боялась, что душа его навеки потеряна. Какое счастье, что она находилась вдалеке от двора и не замешана во всех этих мерзостях!

Вскоре в Кеннингхолл пришло письмо, где перечислялись предполагаемые преступления Сомерсета и уведомлялось, что он смещен со своего поста. Сомерсет, оказывается, намекал на то, что Мария вступила с ним в сговор с намерением стать регентшей брата, но, к счастью, ему никто не поверил.

Мария задохнулась от возмущения. Совет мог ухватиться за этот предлог, чтобы выступить против нее. Но по здравом размышлении она поняла, что кто-то состряпал эту клеветническую историю, чтобы сместить лорд-протектора, и можно было легко догадаться, кто именно. Она написала ван дер Делфту, рассказав о случившемся:

Естественно, во всем этом не было ни капли правды. Уориком и его приспешниками движут исключительно зависть и амбиции. По моему мнению, граф является самым ненадежным человеком в Англии. Вы увидите, что произошедшие изменения ни к чему хорошему не приведут, но это кара Небес и, возможно, еще только начало наших невзгод.

Она при всем желании не могла смотреть на события по-другому. Это было Божественным возмездием государству, заразившему ересью свой народ.

В октябре Мария узнала, что Уорик решил занять пост не лорд-протектора, а лорд-президента Совета, став, таким образом, фактическим правителем Англии, поскольку Эдуарду было всего двенадцать. Несомненно, Уорик постарается воздействовать на мальчика своим пресловутым поверхностным обаянием в надежде, что благодарный суверен оставит его у кормила власти. Мария с содроганием представила, как граф будет затягивать Эдуарда в свои сети, подчиняя его волю своей.

Однако Уорвик, похоже, сдержал обещание насчет истинной веры. Он вернул в Совет нескольких лорд-католиков и объявил, что в церквях снова можно проводить мессы. В Кеннингхолле царило ликование. Мария распахнула двери дворца, пригласив собравшихся снаружи людей присоединиться к ней в часовне. Народу было так много, что толпа выплеснулась в зал, а капелланы продолжали раздавать хлеб и вино до обеда. О, это был радостный день!

Но вскоре друзья Марии при дворе сообщили, что Уорик обхаживает радикальных протестантов, таких как подстрекатели Джон Нокс и Джон Хупер, епископ Глостерский. Поговаривали, что ожидается массовое разорение часовен и усыпальниц для изъятия даров и драгоценностей, которые, как подозревала Мария, прямиком попадут в карман графа и его приспешников. Что было верхом безнравственности и самым настоящим беззаконием!

С каждой неделей становилось все более очевидным, где на самом деле лежат интересы Уорика. Ван дер Делфт сообщил, что даже архиепископ Кранмер впал в немилость, поскольку задуманные им реформы оказались недостаточно радикальными, чтобы удовлетворить лорд-президента, а епископ Латимер в своей проповеди высказал крамольную мысль, что у богачей имеются свои обязательства перед бедняками. Бо́льшая часть духовенства, опасаясь за свою жизнь, безропотно согласилась с политикой, проводимой Уориком. «Его превозносят как бесстрашного воина Христова, как гром, молнию и грозу папистов», – написал в заключение возмущенный посол.

Марию это не удивило. Она отлично знала истинные склонности Уорика, но волновалась за свое будущее. Если при Сомерсете ее жизнь отнюдь нельзя было назвать легкой, то при Уорике она определенно станет во сто крат тяжелее. Она не могла скрыть своего отчаяния, когда всего через неделю мессу вновь запретили, не удосужившись объяснить, будет ли новое правительство соблюдать обещание, данное ей Сомерсетом.

В письме ван дер Делфту Мария призналась, что со страхом ждет, как с ней поступит Уорик. Для нее стало крайне неприятным ударом, когда посол написал в ответ, что Совет уже подозревает ее в том, что она собирает вокруг себя католическую фракцию.

Они говорят, что Ваше Высочество является каналом, через который крысы из Рима могут пробраться в твердыню Англии, и я действительно опасаюсь, что под этим предлогом Совет может возбудить против Вас уголовное дело и что все предыдущие заверения Сомерсета не стоят ни гроша.

Мария уронила письмо на пол. Ее первым порывом было покинуть королевство, чтобы избежать реальной угрозы ареста, в результате которого она, как и Сомерсет, окажется в Тауэре.

– Мадам, что вас тревожит? – спросила Сьюзен, оторвавшись от вышивания; на ее пухлое лицо легла печать озабоченности.

– Я только сейчас поняла, что милорд Уорик видит во мне угрозу лично ему и его политике. И для Уорика я на самом деле являюсь величайшей угрозой, так как способна стать центром притяжения для тех, кто хочет избавиться от ереси. –