Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

— Вместе с веревкой легко порезать руки, — остановил его Этьен. — Гораздо безопаснее воспользоваться другим предметом.

Он вытащил кинжал и, дождавшись, когда можно будет достать до ладоней, обрезал веревку. Анна в тот же миг вытащила тряпку изо рта.

— Ключ висит у герцога на шее, — возбужденно заговорила она. — Сам он в палатке. Ах, друзья мои, я так боюсь за вас! Будьте осторожны, с ним двое оруженосцев, а палатку охраняет часовой.

— Весьма своевременное сообщение, мадам герцогиня, — с легкой улыбкой произнес Рибейрак. — Оно увеличивает наши шансы, герцога — уменьшает, а его охраны — сводит к нулю.

— А теперь, мадам, мы вынуждены на время покинуть вас, — сделал короткий поклон в сторону клетки Ласуа. — Считайте себя спасенной, если нам удастся слегка придушить вашего дядю, и оставьте надежду на скорое освобождение, если нам это не удастся.

И все трое бесшумно скрылись в темноте. Этьен на прощанье поцеловал Анне руку, и она послала ему воздушный поцелуй.

Часового убрали в один момент: Этьен сзади зажал ему рот рукой, а Рибейрак вонзил кинжал меж ребер. Убедившись, что все прошло без шума, Ласуа осторожно откинул полог палатки, и они быстро вошли.

Герцог Орлеанский спал на боку на ложе из веток, в ногах у него калачиком свернулся слуга, другой устроился в противоположном углу.

— Черт возьми, — пробормотал Рибейрак, — клянусь харей сатаны, недурная получилась бы картина, когда утром, пробудившись, солдаты увидели бы в клетке вместо пленницы своего предводителя.

Ласуа строго взглянул на него:

— Болтовня потом. К делу!

В том, кто лежал у ног герцога, Рибейрак узнал того, кто огрел его чем-то тяжелым по голове. Прекрасный случай свести счеты! Как упустить? Недолго думая, должник схватил дубовое полено, лежавшее у входа, и обрушил его на голову слуги, на беду свою или же к счастью снявшего шлем. Тот, лишаясь чувств, а может быть, и самой жизни, слабо вскрикнул. Герцог пошевелился, повернулся на спину и внезапно открыл глаза. Ласуа бросился к нему и мигом зажал ему рот рукой. Этьен тем временем искал ключ, а Рибейрак связывал герцогу руки за спиной…

И вдруг он тихо вскрикнул и застыл. Ласуа, успевший уже запихнуть принцу в рот его же носовой платок, взглянул на Рибейрака и содрогнулся от ужаса: в груди у его ученика, чуть ниже ключицы, торчала рукоять ножа. Ласуа вспомнил о втором слуге и повернул голову в сторону противоположного угла. Вовремя! Оруженосец раскрыл рот и закричал:

— На помо!..

Крик, оборвавшись, застрял в горле. Молнией блеснул в воздухе клинок и вонзился ему меж зубов. Выдернув шпагу, Ласуа для надежности еще раз воткнул лезвие в горло стоявшего на коленях оруженосца. Не издав больше ни звука, тот упал ничком. Вслед за ним с тихой улыбкой и повернувшись при этом, прямо на герцога упал и Рибейрак, успевший все же связать руки пленнику. Этьен, с ключом в руке, бросился к другу и выдернул кинжал. Из раны ручьем вырвалась кровь.

— Филипп!.. — пробормотал Этьен, зажимая рану платком и заглядывая другу в глаза. — Филипп… как же это…

— Ничего, — тихим голосом произнес Рибейрак, тщетно пытаясь раздвинуть губы в улыбке, — все уже, кажется, позади… Ключ… Ты нашел его, Этьен?

— Да, вот он! Он у меня, Филипп!

— Хорошо… Торопитесь же, они могут проснуться, услышав крик… Спасайте герцогиню.

— А ты, Филипп?!

— Я… оставьте меня здесь, я стану для вас лишь обузой. Со мной, кажется, кончено. Прости, Этьен, друг мой, и прощай… Вспоминай иногда Филиппа де Рибейрака и передавай от меня привет и последний поцелуй моей Катрин…

И Филипп замолчал, закрыв глаза. Мгновение спустя он совсем уже слабым голосом прибавил:

— Вот я и отправляюсь на бал к сатане… — и тотчас обмяк.

— Что будем делать? — спокойно спросил Ласуа. — Нужно немедленно принимать решение.

— Я уже принял его, Ласуа, — прерывающимся голосом ответил Этьен. — Оставь герцога, пусть крутится себе, сколько влезет. Вот так. А теперь мы быстро перевяжем Филиппа… — Он посмотрел на друга, и слезинка с его щеки упала на лоб Рибейрака. — Филипп, друг мой, ты — самое дорогое, что есть у меня… дороже этого нет ничего… не может быть ничего, Филипп, ты слышишь?! — Слезы одна за другой побежали по щекам Этьена. — Вот видишь, пришла моя очередь отдать тебе сорочку так же, как ты отдал мне свою.

И Этьен быстро стал рвать на полосы свою нательную рубаху.

— Слава богу, они ни о чем не подозревают, — произнес Ласуа, выглядывая из палатки и озираясь по сторонам. — Быть иначе беде.

Вдвоем они наспех перевязали Рибейрака, который так и не пришел в себя. Но сердце его билось, и Ласуа вновь и вновь убеждался в этом, прикладывая ухо к груди.

— А теперь, — сказал Этьен, когда с перевязкой было покончено, — возьми этот ключ и веди герцога к повозке. Открой замок, потом возвращайтесь все втроем к нашим лошадям. Ты уложишь герцога на холку коня, как мешок с песком, и повезешь в лагерь. (Пленник замычал и беспокойно заворочался.) Он ответит за свои злодеяния сполна. Герцогиня определит его судьбу.

— А ты, Этьен?..

— Вскоре придем и мы с Филиппом, ожидай нас.

— Но у него совсем нет сил, и он без памяти.

— Силы есть у его друга, Ласуа.

С этими словами Этьен осторожно приподнял Рибейрака и, взяв его на руки, как ребенка, как отец взял бы своего тяжелораненого сына, медленно пошел к выходу из палатки.

— Мальчик мой, не лучше ли поменяться ролями? Ты ведь и сам ранен.

Но Этьен не слушал старого учителя. Он шел вперед, неся на руках сокровище, которому со дня сотворения мира никто не придумал цены — своего друга! — и луна, увидев это, выглянула из-за туч и светила до тех пор, пока оба они не спустились в овраг. Она светила бы еще и еще, но тучи, терпение которых истощилось, закрыли ее. И все же было достаточно светло.

Этьен осторожно опустился на колени, не выпуская из рук свою драгоценную ношу и не отводя от нее глаз. Словно почувствовав на себе его взгляд, Рибейрак разомкнул веки:

— Где я?.. Что со мной?.. — Он устремил взор на друга. — Этьен, где мы? Уже в аду?.. И ты со мной… Но почему?

— Твоим друзьям-бесам придется подождать, Филипп, — ответил ему Этьен, рукой утерев слезы с лица. — Надо думать, они не на шутку огорчились, увидев, что сорвалось такое трогательное свидание.

— Значит, я еще жив? И ты тоже, Этьен? Но я лежу у тебя на коленях… Мой бедный друг… Тебе,