Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

надеждой заглядывал в глаза сестре, ища в них ответа на вопросы по управлению королевством. Теперь тебе семнадцать, и ты стал разбираться в этом не хуже меня самой. Королями становятся рано, порою даже не достигая совершеннолетия. Не осуждай свою сестру, брат мой, и пойми: где же быть женщине, если не там, где ее возлюбленный, и не счастьем ли будет для нее разделить его судьбу, какою бы она ни оказалась? Он умрет — и некому будет держать на руках его тело и оплакивать его смерть, кроме меня. А попадет в плен — и я пойду на любые унижения, дабы вызволить его оттуда или испытать вместе с ним все тяготы заключения.

Карл слушал, раскрыв рот.

— Такова неодолимая сила любви? — с удивлением спросил он.

— Когда-нибудь ты сам себе ответишь на этот вопрос, брат.

— Когда же?

— Когда узнаешь, что такое любовь и как она сладка. Она не бывает без слез и жертв, без стона раненого сердца, без ежеминутных мыслей о том, к кому летит на крыльях твоя любящая душа. Нет этого — значит, нет любви. Я еду к тому, кто мне дороже жизни, и нет силы, которая смогла бы меня удержать. Меня будут сопровождать сто всадников — вполне надежный эскорт. Утри слезу, брат, и верь, я вернусь… и, конечно же, не одна. Знай, побеждать — удел смелых, отступать и гибнуть — заячьих душ.

И она уехала к войску. Уже в Бретани ее догнала весть из Парижа. Писал Карл:

Сестра моя, спешу сообщить тебе новость: умер кардинал Карл, второй брат твоего мужа, так что Пьер де Боже отныне — герцог де Бурбон, а ты теперь герцогиня. Поздравляю тебя, сестра! Возвращайся скорее, я хочу тебя обнять!

Твои брат, милостью Божьей король.

Письмо задрожало в руке Анны, она не смогла сдержать слез. Меньше минуты ушло на то, чтобы слезы просохли. Тогда она объявила всем о своем громком титуле.

Маршалы и капитаны низко ей поклонились.

Глава 4

ВОТ И ВЫ, МАДАМ!

Настал день битвы, 28 июля, когда оба войска встретились близ городка Сент-Обен-дю-Кормье. Генерал Ла Тремуй начал размещать полки между Динаном и Фужером, не подозревая, что бретонцы были так близко от них, меньше чем в миле.

Догадываясь, что противник в неведении относительно реального положения дел и только еще начинает выстраивать свои ряды в боевой порядок, лорд Скейлс и маршал де Риё предложили немедленно начать атаку на французов. Но дело испортил Ален д’Альбре. По его мнению, следовало прежде произвести дислокацию войск в нужном порядке, вначале встретив врага пушками, вслед за этим за дело возьмутся лучники, после них пехота и уже потом конница. Маршалы были не согласны. Начались жаркие дебаты. Каждый отстаивал свою правоту, дабы в дальнейшем приписать честь победы себе, а время между тем работало на королевские войска. И Ла Тремуй успел выстроить армию в нужном порядке: на левом фланге маршал Бодрикур, и ближе к центру конница и пехота Луи де Крюссоля; на правом — Пьер де Боже и маршал Филипп де Корд. В центре, охраняемые с обеих сторон Крюссолем и Кордом, лучники и рыцари. Генерал, Анна и ее окружение находились здесь же, на пригорке, и наблюдали за ходом битвы.

Дебаты бретонцев были прерваны на какое-то время появлением герцога Орлеанского. Поглядев в его сторону, маршалы дружно оторопели: в центре отряда громыхала огромными колесами повозка с пустой клеткой, металлической, с дверцей, на которой висел замок. Лорд Скейлс первым выразил удивление:

— В чем дело, герцог? Какого черта вы притащили сюда клетку? Кого вы собираетесь в ней держать?

— В таких клетках обычно возят ведьм, которых предают потом суду инквизиции, — вторил сэру Эдварду Вудвиллу командующий армией Жан де Риё. — Вы вздумали поохотиться на ведьм, принц? Если так, то должен сказать, что для этого вами выбрано не самое удачное время.

— Да и где рассчитываете вы их найти? — поддержал маршалов Ален д’Альбре. — Здесь нет женщин, собирающихся лететь верхом на метле на бал к Вельзевулу. Впрочем, нам доложили, что сюда прибыла ваша родственница, но она, по моему разумению, так же далека от колдовства, как любой из нас от престола апостола Петра.

— Ее-то я и упрячу сюда, ибо она для меня хуже ведьмы, — заявил Луи Орлеанский.

— Как! Ваша племянница, регентша Франции, которую, кстати сказать, зорко охраняют ее головорезы! Что это вам взбрело в голову? Да и как вы намерены добраться до нее? А доберетесь — что это вам даст?

— У меня с этой особой старые счеты. Как известно, она отобрала у меня власть, за это я отниму у нее свободу, а может быть, и саму жизнь. Начнем наше выступление, господа, а в нужный момент, когда силы врага увязнут в сражении, я брошу на пригорок мою отборную конницу. Клянусь головой святого Дионисия, рыцари разметут охрану моей дражайшей родственницы, после чего я возьму ее в плен. Лучшего места не придумать для дочери моего кузена Людовика, который в таких клетках держал своих врагов.

— Что ж, попытайтесь. С удовольствием полюбуемся, как эта хозяйка королевства опустит свои крылышки, очутившись в новом жилище, где вместо телохранителей она окажется в окружении железных прутьев.

Сцена эта вкупе с промедлением в связи с передислокацией войск добавила времени Ла Тремую, и это оказалось гибельным для бретонцев, точнее, для их артиллерии: чуть ли не половина пушкарей, в нетерпении ожидавших приказов, была тотчас уничтожена лучниками авангарда противника. Увидев это, лорд Скейлс, разразившись проклятиями, дал знак своим лучникам и после обстрела немедля бросил в бой копейщиков и конницу.

Королевская пехота в беспорядке попятилась, расползаясь в стороны и оголяя пригорок. Ла Тремуй поднял руку и, в сопровождении знаменосца с орифламмой и своих всадников, бросился на конницу бретонцев. Но та неожиданно подалась вправо. Генерал устремился за ней. Де Корд тем временем был оттеснен влево копейщиками и конниками Жана де Риё.

Эскорт Анны, часть которого она отправила в помощь Тремую, поредел: она осталась под защитой одной своей личной охраны — десяти человек. И их моментально расколола и смяла невесть откуда взявшаяся конница — сто копий, сто шпаг и мечей. Их даже не убивали, ее телохранителей, их просто выдавили и погнали вниз по склону. Этьен упал с коня шагах в ста, сброшенный копьем, та же участь постигла и Рибейрака. Их не стали добивать то ли оттого, что они уже не представляли угрозы, то ли повинуясь рыцарскому кодексу чести,