Дассария - Абай Тынибеков

До сведения Мотуна также было доведено, что воинами в одном из этих становищ был встречен Муццуй. Догадываясь, что тот, являясь звероловом, отсутствовал в селении во время ночного вражеского набега, шаньюй не придал этому факту какого-то особого значения, но очень скоро одно из доверенных ему лиц донесло до него довольно странную весть.

При купании охотника Муццуя в реке им было замечено, что его спина исполосована, причём раны были свежими и очень напоминали собой следы от ударов плетью, кроме того, на его лице имелся свежий рубец.

Такого просто не могло быть, ведь никто не смел не только прикасаться к нему, но даже задавать ему вполне безобидные вопросы.

Мотун, несмотря на большую занятость важными делами, связанными с готовящимся наказанием за столь дерзкое нападение на лагеря, всё же был очень удивлён таким сообщением и повелел пригласить к нему Муццуя.

После устроенной трапезы, к которой Муццуй не прикоснулся, шаньюй поинтересовался у него о самочувствии, на что тот скупо поблагодарил его за внимание и, ничего больше не сказав, молча кивнул, давая понять, что с ним всё в порядке, чем вверг властителя в недоумение, почти граничащее с недоверием.

– Послушай, Муццуй, ты ни о чём не желаешь мне поведать? Может, тебе что-нибудь нужно? – не то спросил, не то предложил Мотун.

– Нет, великий шаньюй. Благодарю, – сдержанно и скромно произнёс охотник.

– Муццуй, ты однажды спас мне жизнь. В знак благодарности я наделил тебя исключительным правом неподчинения никому, освободил от пошлин и запретил всем чинить тебе какие-либо препятствия и задавать вопросы. К этим всем я отнёс и себя. Поэтому я не хочу нарушать своего же веления, но то, что интересует меня, очень важно. Мы потеряли слишком много людей. Врагу удалось заманить наше большое войско в западню и сжечь дотла четыре наших стойбища. Только чудом остались в живых старики, женщины и дети. Ты можешь рассказать мне о том, где ты был всё это время, чем занимался и что видел? Поверь мне, если ты не захочешь этого делать, то заставить тебя я не могу, – искренне обратился к нему Мотун.

– Великий шаньюй, в те дни я выслеживал в лесах медведя. Он оставил следы, но ушёл. Там есть только волки, – пожал плечами Муццуй и замолчал.

– Ну что ж, воля твоя, – Мотун поднялся, завершив общение.

Муццуй вскочил на ноги, склонился и покинул юрту.

«Почему он молчит об увечьях? Кто мог нанести ему их? Он всё понял, но ничего не прояснил. Не помог мне. Что такого он скрывает, что даже мне не может об этом сказать? Его не было несколько дней. В стычке с отрядом противника пропал один дозорный воин. После этого случая все мои южные стойбища были атакованы вражьими войсками, причём это было свершено одновременно и очень точно. Откуда у них сведения о местонахождении этих становищ? Тот воин так и не вернулся, а Муццуй появился в сожжённом селении. Всё бы ничего: он охотник и был на промысле. Но откуда раны на его спине? К тому же это его упорное и оттого сомнительное молчание. Что-то здесь нечисто. Так не ведут себя люди, которым нечего скрывать. Значит, он чувствует свою вину. В глаза мне не смотрел сегодня. Не нравится мне всё это», – впервые Мотун думал плохо о человеке, спасшем ему жизнь.

Ему было неприятно и даже мерзко от этих возникших внезапно мыслей, но не учитывать появившихся странных совпадений он не мог. Слишком дорого пришлось заплатить ему за допущенные всего за один день ошибки. Он хлопнул в ладони. В юрту вбежал начальник его личной охраны.

– Вот что, Тай-Да. Ночью возьми под стражу охотника Муццуя. Сделай это скрытно и тихо. Держи его в его же юрте либо подальше от посторонних глаз. Узнай от него обо всём, что он делал и где провёл все эти последние дни. Пыткам не подвергай, – повелел ему Мотун.

– Но, великий шаньюй, прости меня, я не могу поступить с ним так, ведь вольный охотник неприкосновенен и… – начал было военачальник.

– Я лишаю его этого права для твоих вопросов, но только на один день. Ты понял меня? У тебя есть только один день. Ступай, – отдал приказ Мотун.

По тому, как он с досадой махнул рукой и покачал головой, было видно, что он недоволен своим решением и только крайняя необходимость заставила его сделать это. Оставшись один, шаньюй задумчиво присел к очагу.

* * *

В полночь, когда к нему в старую юрту вошёл начальник личной охраны шаньюя, Муццуй не удивился его появлению. Он понимал всё и ждал его прихода. Он знал, что нужно этому человеку и чего он будет добиваться от него, исполняя волю самого правителя, и поэтому был готов ко всему, и даже к самому худшему для себя. Ситуация, в которую он угодил, была поистине нелепой. С одной стороны, он действительно был пленён, но выдержал все пытки, учинённые ему, так и не сказав врагу ничего. Казалось бы, об этом ему можно было открыто поведать правителю без опаски быть непонятым им. Но, с другой стороны, он остался в живых и вернулся обратно, а в это время враг нанёс точные удары по стойбищам. Следовательно, возникали два вполне резонных вопроса к нему: откуда враг узнал такие важные сведения и не от него ли? При таких сомнительных в отношении себя обстоятельствах он не имел никаких доказательств, указывающих на его невиновность, а стало быть, все подозрения падали на него.

Только сейчас Муццуй осознал в полной мере, в какое сложное и почти безвыходное положение он попал. Больно терзало душу недоверие, выраженное ему шаньюем. Об этом свидетельствовал поздний визит его человека. Даже то, как он был отпущен из плена, теперь было явно против него. Признайся он в этом и скажи, как всё было на самом деле, никто бы не поверил ни единому его слову, и, более того, все окончательно убедились бы в его измене. Он ломал голову над одним из самых трудных вопросов, так внезапно вставших перед ним: «Что делать?» Единственный ответ, к которому он приходил всё время, был таков, что не заключал в себе глупое отрицание своей вины, что звучало бы как жалкое оправдание или, того хуже, как обман, а зиждился на простом молчании, пусть и не проясняющим ничего, но и не ведущим ко лжи. Вспомни он об умершем рядом