Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели

Когда такси подъехало к нашим домам, я поняла, как сильно соскучилась. Сильный запах йода, разлитый в воздухе, настиг меня еще на трапе. А заехав в район, я вспомнила времена первой молодости. После захода солнца море чернело, и из домов разносился аромат жареных кабачков, который для меня ассоциировался с летом. Волшебные ночи на пляже у костра под звуки гитары, заплывы в море в свете луны, первые ухаживания, тайные поцелуи в темных уголках кружили голову.

Ах! Как прекрасно жилось тогда и как легко.

Как я и ожидала, мама, увидев меня, заверещала:

– А-а-а-а-а-а! Доченька приехала-а-а-а-а-а! – и бросилась мне на шею.

У нас дома дверь всегда открывала она. На крик прибежал и папа.

– Дай и мне! – отодвинул он маму и расцеловал меня в щеки. Было очень приятно, что меня так встречали. То, что мне нужно. Островок нежности во враждебном мире.

Вечер мы провели за разговорами, кушая ароматные мандарины, только что сорванные в саду неподалеку. Я рассказала, что могла. Но они и без того верили мне, не требовали объяснений и не говорили, как я их «опозорила перед честным народом», за что я была им благодарна.

В Турции большинство семей делали из этого драму и, не разбирая, кто прав, кто виноват, обвиняли дочь. Особенно на востоке страны на семейном совете зачастую принимали решение убить девушку. Если бы я была из такой семьи, мне бы либо дали веревку, чтобы я повесилась, либо бросили под трактор, инсценировав самоубийство, либо отвели в поле, ударили по голове и там же похоронили бы. В газетах даже писали о девушках, закопанных заживо.

Вот такая Турция страна контрастов. В ней можно было встретить как самые прогрессивные веяния, так и феодальные и племенные обычаи. Никакой золотой середины не было. Иногда мне казалось, что в этой стране есть и свой Нью-Йорк, и свой Кандагар, и, похоже, я была права в своих наблюдениях. К счастью, мне хотя бы повезло с родителями.

На следующее утро мы позавтракали местными цитрусовыми, мандариновым вареньем, сыром и оливками и на папином старом «опеле» поехали на рынок в городок Ялыкавак. Погода была весенняя. Сложно было поверить, что еще вчера утром я мерзла до костей в снегах Бад-Арользена. По обе стороны дороги цвели заросли метельника и алоэ. В это время года все вокруг зеленело, летом же растительность выжжет палящее солнце.

Я знала, что главным развлечением жителей полуострова Бодрум был поход на рынок. Каждый день в разных районах торговали продовольствием и текстилем: по вторникам в центре Бодрума, по средам в Гюндогане, по четвергам в Ялыкаваке. За бескрайними прилавками продавали разные овощи и фрукты, оливки, варенье, йогурт, сливки. В другой части рынка можно было найти текстиль из Булдана, ковры из Миляса и другие дешевые, но очень качественные изделия ручной работы (их здесь покупали многие дизайнеры интерьеров из США, а затем продавали в бутиках нью-йоркского Сохо, подняв цену в пятьдесят раз). Никому не мешавшие собаки и кошки либо бродили вокруг, либо дремали посреди улицы.

В последние годы сюда приехало множество англичан. На рынках половина покупателей были иностранцами.

Мы только закончили наши покупки, сели в любимое папино кафе под навесом и заказали три чая и лепешки гёзлеме, как у меня зазвонил телефон. Звонили из канцелярии университета и спрашивали, что делать с посылкой из Америки, прибывшей на мое имя. Я дала мамин адрес и попросила отправить туда. Затем я отошла немного в сторону и нехотя позвонила Ахмету.

– Как Керем?

– Хорошо. Мне сложно, конечно.

– Я про тебя не спрашиваю, я про сына спрашиваю. Он здоров?

– Здоров-здоров.

– Ходит в школу?

– Да, мы еще не уладили дела со школьным автобусом, поэтому я отвожу и привожу его.

«Ничего, хоть узнаешь, что такое ответственность», – подумала я.

– Я вечером позвоню, поговорю с Керемом, – завершила я звонок.

Наши отношения превратились в забавную игру в кошки-мышки. Я показывала зубы, он еще больше сжимался и искал угол, куда бы забиться.

Мне такое нравилось. Я сладко потянулась в лучах солнца, которое к обеду начало припекать. Затем отправилась на вещевой рынок. Дома с прошлого лета осталось несколько вещей, но здесь продавали точные копии одежды известнейших брендов, и я купила себе четыре футболки, джинсы и двое шорт. Я отдала за все смешные деньги, на которые в Европе не смогла бы купить себе даже майку. Когда я вернулась в кафе, мама сообщила невеселую новость:

– Дочка, такое совпадение, нарочно не запланируешь. Вся семья собирается.

– Что такое, мама?

– Завтра твой брат приезжает с семьей на выходные.

– Где они остановятся, у вас?

– Нет, что ты, когда они у нас останавливались? Будут жить в доме для офицеров.

В одной из самых красивых бухт Бодрума располагался пятизвездочный армейский комплекс с первоклассным отелем, рестораном и пляжем. Жить они собирались там.

Мне все равно это не понравилось, но делать было нечего.

После обеда я заснула, чувствуя легкий ветерок, колышущий тюлевую занавеску. Было тихо, доносился лишь шум волн. Если бы мама меня не разбудила, я так бы и продолжала спать. Я будто скидывала с себя усталость от жизни. Однако мама полагала, что будет большой ошибкой пропустить время чая, и, разбудив меня, усадила за стол с горячими симитами, сыром и крепким чаем в стеклянных стаканах.

– Я же поправлюсь!

– Завтра начнешь ходить пешком, ничего страшного. Ты еще молодая, сгонишь.

Интересно, сколько миллионов мам в этой стране говорят теми же самыми фразами?

Я хотела поговорить с мамой о бабушке, но для этого нам надо было остаться наедине. Почему-то при папе я стеснялась – он дал нам понять, что не хочет обсуждать бабушку и ее прошлое. Он закрыл эту скорбную книгу и не позволял заново ее открывать.

Во многих семьях существовала негласная договоренность, что молодым поколениям не будут сообщать о страшных бедах прошлого, что все начнут с нуля. Мы были как дети, которым запрещали играть в саду, полном змей, скорпионов и глубоких колодцев. Трагедии недавнего прошлого были нашим запретным садом.

Я нашла момент, чтобы поговорить с мамой, вечером, когда папа уже лег. Мы сидели на балконе. Вечерами было прохладно, и мы набросили на плечи куртки. Этой ночью луна стала еще крупнее, на море появилась серебристая дорожка. Время от времени возникавшие из темноты корабли скользили по этому серебряному пути, как призраки Посейдона.

– Мама, как звали бабушку?

– Как? Айше!

– Нет, я спрашиваю ее настоящее имя.

Она замолчала.

– Я знаю, что случилось с бабушкой: про