Дорога радости и слез - Донна Эверхарт

– Все так и есть, сэр. Мистер и миссис Пауэлл мне словно родные, – кивнул Джо.

Вроде бы простые слова? И все же как-то сразу стало ясно, что он не держит на папу зла, поскольку тот признал, что был неправ, пусть и не на словах. И тут Джо повернулся ко мне:

– Рад тебя видеть. Лайл, ты помнишь мисс Уоллис Энн? Джози, иди поздоровайся.

Дети подошли ко мне, а я склонила голову и улыбнулась им. Джози тут же схватила меня за руку и принялась игриво ее раскачивать из стороны в сторону. Лайл застеснялся и вперил взгляд в землю, но когда я отвела глаза, то почувствовала, что он смотрит на меня. Более того, я почувствовала, что на меня глядит не только он. По всей видимости, Джо тоже меня пристально разглядывал, но только я не смела посмотреть ему в глаза. Уж слишком меня снедали печаль и чувство вины. Мне казалось, каждый встречный-поперечный без всяких слов может догадаться, что я натворила. Тоска затеняла мне взор, я словно плыла сквозь толщу мутной воды. На меня навалилась апатия. Я не сомневалась, что Джо воспринимает меня в точности так же, как и я сама. Кем я себя считала? Дурнушка, которая вкалывает наравне с мужчинами, не особенно любит всякие модные штучки… Так, ничего особенного, ерунда на постном масле. Одним словом – простушка.

Глава 27

Дольше всего вытесывали дранку. Над ней трудились мистер Пауэлл и Джо. Работа требовала большого терпения, и на крышу ушло несколько дубовых бревен. Джо сразу прикинул и сказал, что нам понадобится пара тысяч деревянных черепиц – по четыре сотни на каждые десять квадратных метров. Мама очень радовалась размеру нового дома – он был больше предыдущего на добрых восемь квадратных метров. Мне казалось, что дранку будут вытесывать целый век, но стоило мужчинам взяться за работу, как количество деревянной черепицы стало расти не по дням, а по часам. Папа выкладывал ее по мере готовности. Вскоре работа над крышей была закончена, и мистер Пауэлл позвал миссис Пауэлл, чтобы отметить это радостное событие. По такому случаю мы выпили домашнего вина и раскраснелись. Раньше в подобных обстоятельствах папа предложил бы попеть и поплясать, но сейчас это всем показалось бы совершенно неуместным. Какие уж там песни с танцами без Лейси.

Первого апреля папа с мистером Пауэллом и Джо приступили к полам. Они пилили бревна на доски, после чего укладывали их одна к одной, покуда полы цвета топленого масла не были закончены. В доме чарующе пахло свежеспиленным деревом, и мне показалось, что мама чуть-чуть приободрилась. Оно и понятно: уже скоро нам предстояло перебраться в новый дом. Так или иначе, мама стала немного больше похожа на саму себя. А уж на Джо Кэлхуна она прям нарадоваться не могла. Мама нисколько не сомневалась, что, если бы не он, мы бы еще и фундамент не закрыли. Работа спорилась благодаря ему. Он не только трудился не покладая рук, но еще умело руководил папой и мистером Пауэллом, давая им дельные советы.

То и дело мама бросала нечто вроде: «А этот Джо Кэлхун настоящий трудяга» или «А этот Джо сообразительный малый – вон как быстро смекнул, что делать, когда дом перекосило».

С перекосом действительно Джо ловко придумал. Дело в том, что фундамент с одного края просел, видимо из-за грунтовых вод, и Джо, чтобы выпрямить перекос, предложил завести в сруб пару дополнительных брусьев, обтесанных особенным образом. Я никогда не видела, чтоб мама кого-нибудь обнимала: ну разве что нас или подруг в церкви, но тут, когда Джо все закончил, она заключила его в крепкие объятия.

Я все размышляла о Лейси, хотя и пыталась не думать о ней. Мама и папа понимали, какая борьба происходит у меня внутри. Она была столь же отчаянная, как и у них, но только их не терзало чувство вины. Я корила себя не только за Лейси, но и за Сефа. С течением времени это чувство вины напитало каждую клеточку моего тела, проникнув глубоко под кожу, в мышцы и кости. Оно тянуло меня вниз, словно бурное течение Такасиги во время наводнения. Мама, заметив мою тоску, взяла в привычку по меньшей мере раз в день спрашивать, о чем я думаю, – особенно когда я вела себя тихо.

– Да ни о чем таком, мам, – неизменно отвечала я.

Если бы она только знала, что творилось у меня на душе. Мне словно вырвали из груди сердце, пропустили через мясорубку и затолкали обратно. Весь окружающий мир я теперь воспринимала исключительно через мутную призму содеянного. Осознание чудовищности своей ошибки неотступно следовало за мной – совсем как когда-то сама Лейси. Раз за разом я вспоминала свои дурацкие промашки. Почему я не обращала внимания на странное выражение, порой появлявшееся на лице сестры, да еще и в сочетании с ее странной привычкой периодически внезапно куда-то пропадать? Как я могла игнорировать все эти мелочи, имевшие столь большое значение! Лейси менялась – прямо на моих глазах, но я предпочитала не обращать на это внимания. Все дело в моем эгоизме – я думала лишь о себе, о своих желаниях, и это в тот самый момент, когда Лейси нуждалась во мне больше, чем когда бы то ни было.

Из-за моих постоянных терзаний меня уже больше ничего не радовало: ни еда, ни общество других людей, ни скорость, с которой мы строили новый дом, ни осознание того, что наконец наши усилия приносят плоды. В голове звучали слова мамы, которые она произнесла много месяцев назад. «Какая теперь разница?»

Папа каждую неделю ездил в магазин и звонил оттуда шерифу Бейкеру. Никаких новостей у шерифа не было, и я уже не сомневалась в том, что так будет и впредь. В середине апреля строительство дома дошло до той точки, когда уже можно было ставить окна. Мама ужасно рассердилась, когда папа с мистером Пауэллом отправились за покупками и папа совершил немыслимое. По сути дела, повторилась история с окороком. Не посовещавшись с мамой, папа купил оконные рамы со стеклами – и это принимая во внимание тот факт, что деньги, которые мы заработали в цирке, таяли со страшной скоростью.

Мама очень ругалась на папу, но потом он показал семена, которые купил ей для огорода.

– И дом новый поставили, и сад у нас снова будет краше прежнего.

Папа расчистил участок, на котором у нас когда-то находился сад с