От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

Силы афганцев под командованием джарнеля (генерала) Наиб-Салар-Тимур-шаха превосходили нас втрое. Всего у противника было 4700 человек (три батальона, 26 сотен) и восемь орудий. Кроме того, ожидался подход еще тысячи солдат-сарыков. При афганском войске присутствовали и английские офицеры – полковники Йет, Оуэн, Смайт и несколько других, младших чином.

План Комарова был прост: с фронта атаковать пехотой окопы, занятые афганцами. Еще пять сотен закаспийских пехотинцев должны были сдерживать афганскую конницу, расположившуюся на левом фланге. Одновременно для охвата левого фланга афганцев Кузнецов выделил 600 туркестанских стрелков с горными пушками.

И все же Комаров надеялся, что еще удастся решить дело миром.

* * *

На другой день начались переговоры. Инициатива принадлежала англичанам. Капитан Йет написал генералу Комарову, что, «по словам афганцев», кто-то из русских начальников желал его видеть.

Комаров тем временем рассматривал в лупу пойманную накануне рогокрылую эмпузу. Эмпуза была редкая и крупная. С сожалением убрав лупу, генерал вскрыл засургученный конверт. Прочитав письмо Йета, искренне удивился:

– Видеть этих ростбифов мне удовольствия никакого, но, коль напрашиваются на разговор, поговорим!

Вечером состоялось свидание близ Таш-Кепри полковника Закржевского и с капитаном Йетом. Мы угостили англичан завтраком, и те мило шутили, что обращение Йета, вызванное какой-то ошибкой, привело к приятному знакомству.

Тем временем афганцы начали усиленно рыть траншеи на левом берегу Кушки, одновременно усиливая свои аванпосты.

Закржевский заявил Йету прямо:

– Вызывающий характер афганских действий не отвечает нашему стремлению уладить дело мирным путем.

Йет делал круглые глаза и вздыхал: мол, что с афганцев взять – дикари, они и есть дикари.

Но Закржевский гнул свое:

– Мы, конечно, могли бы с первого появления своего перебить наглецов, но желаем обойтись без столкновения.

Йет только разводил руками:

– Мы не сомневаются в вашем боевом превосходстве и благоприятном исходе для нас столкновения, но бессильны унять афганцев.

На этом и расстались. На следующий день произошел обмен письмами. Англичане упрекали нас в сближении с Таш-Кепри, вопреки будто бы желаниям обоих правительств. Мы в свою очередь настаивали на удалении афганских аванпостов и разъездов за линию Кушки.

К вечеру Кузнецов выдвинул вперед сотню туркменской милиции подполковника Алиханова и роту стрелков капитаном Прасолова.

Афганский джарнель Гос-Эддин-хан с несколькими сотнями тотчас поехал нагонять Алиханова. Последний сумел эту встречу обратить в дружескую и даже проводил афганцев обратно, до моста Таш-Кепри. Причем джарнель просил Алиханова дальше не следовать, так как он будет вынужден остановить его силой оружия.

После этого афганцы стали вести себя еще наглее.

Второе свидание Закржевского с Йетом не продвинуло дело вперед; англичанин всячески оправдывал афганцев тем, что возбуждение вызвано приходом нашего отряда.

Выслушав вернувшегося Закржевского, Комаров покачал головой:

– Увещевания закончились, пора прибегнуть к угрозе!

Утром 17 марта он послал с разъездом сотника Кобцова письмо начальнику афганских войск Наиб Салару Тимур-шаху с категорическим требованием очистить левый берег Кушки. Капитану Йету Комаров предложил прибыть в условленный час на свидание с Закржевским и привести туда афганских начальников для обсуждения нашего требования.

В ответ Наиб Салар писал, титулуя Комарова, как принято старших начальников в Индии: «Его превосходительству генералу Бехадуру, храброму и отважному…» В письме Наиб Салар уверял, что не может исполнить требования Комарова, вопреки приказаниям эмира и англичанина Йета, обязательных для него.

Одновременно афганцы начали усиливать свои войска войск на передовой позиции, которую мы требовали очистить, и еще более лихорадочно замахали лопатами в окопах.

В тот же день поздно вечером, отдавая приказ о бое на 18 марта, генерал Комаров послал еще письмо Наиб Салару, уже более мягкое, именуя его «уважаемым, отважным и благодарным», еще раз говоря, что если афганцы не очистят до следующего утра левый берег Кушки, то за последствия он не ручается, а вся вина ляжет на «уважаемого и отважного», которого он в последний раз предупреждает. Не обошел вниманием в своем письме Комаров и англичан, прямо написав Салару, что те стараются разорвать дружественные отношений между Россией и Афганистаном. Несмотря на теплый тон письма, Комаров фактически предъявлял афганцам ультиматум. В конце письма он писал: «Да поможет вам Господь в разрешении этого дела и установлении вместо вражды – дружественных соседских отношений, дабы не пришлось раскаиваться в том, что вы слушались бесполезных советов посторонних лиц… Выбор между дружбой и враждой зависит от вас самих!»

После получения письма Наиб Салар собрал военный совет. Мнения разделились. Ряд старших афганский офицеров не советовали вступать в бой, указывая на превосходство русского огнестрельного оружия и обучения войск.

Те, кто помоложе, были воинственнее:

– Мы многочисленнее русских, особенно в коннице. Русская конница – муха против нашей! Мы растерзаем их всадников, а затем посеет смятение в рядах русской пехоты!

Англичане, участвовавшие в совете, убеждали Наиб Салара:

– Будьте тверды в своих решениях, тем более что русские только пугают. У генерала Комарова имеется инструкция из Петербурга, которая категорически запрещает ему нападать на вас.

* * *

18 марта 1885 года срок ультиматума Комарова истек, но афганцы, разумеется, и не подумали уйти с захваченных позиций.

– Что ж, каждый хозяин своей судьбы, – вздохнул Комаров и повернулся к стоявшим поодаль командирам батальонов и сотен. – Начинайте наступление согласно диспозиции, но первыми огня не открывать!

В самой диспозиции Комаров объявлял, что он исчерпал все доводы, уговаривая афганцев отойти за Кушку, почему и приказывает своему отряду сбить их с позиции впереди Кушки.

На бугре Кизыл-Тепе Комаров разместил перевязочный пункт, а сам со штабом расположился за атакующей колонной. К пехоте до выхода из песков туркестанцев пристроилась и артиллерия, несколько запоздавшая с появлением на поле боя.

Всего отряд Комарова насчитывал тысячу восемьсот человек и четыре горных пушки. Перед самым выступлением солдаты получили горячую мясную кашу и чай с хлебом.

Афганский отряд насчитывал четыре тысячи при 8 орудиях, командовал им опытный джарнель (генерал) Наиб Салар, имевший большой бунчук. Полторы тысячи всадников, два пехотных батальона и 7 пушек, под началом джарнеля Коусудин-хана, заняли позиции на левом берегу Кушки. Еще один батальон с орудием был оставлен в лагере за Кушкой.

Даже издалека было видно, что афганские солдаты были одеты очень бедно, имея вид форменных оборванцев. Единой формы не было, и каждый носил, что имел, – широкие штаны, рубахи до колен, короткие куртки типа одеяла через плечо. Кони были худы от плохого корма, которым служил полугнилой саман. Да и солдаты постоянно жаловались на плохой хлеб.

Большая часть афганской пехоты была вооружена пистонными ружьями,