Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

— Одну корову и одну лошадь, — громко и отчетли­во прочитал Аянбек.

Весь трепеща от радости, со слезами па глазах, ста­рик подошел к загону. Иван Покудин вывел лошадь и подал ему в руки повод. Два красноармейца выгнали корову. Подержав повод и осмотрев лошадь, старик обратился к Покудину:

— Если разрешишь, сынок, дай я сам выберу себе коня. С тех пор как убили моего бегупца в шестнадца­том году, я еще не садился на лошадь.

— Вот гад!—скрипнул зубами Карден. В толпе баев зашумели.

— Нахальный старик!

— Дай коня на выбор — смотри какой!..

Из толпы бедняков ответили:

— Его время...

— Да сбудутся его мечты!

Токаш распорядился: пусть выберет сам. Старик об­радовался еше больше.

— Спасибо! Наконец-то я дождался! — и пошел в загон.

Бедняки удивлялись, поглядывая на Кардена.

— Как он терпит, не лопнет?

— Бывало, издохнет паршивый козленок, поднимал такой скандал, что все прятались по углам, а тут мол­чит...

Но Карден не молчал. Он тихо ругался и плевался, с опаской посматривая на Токаша:

— Проклятый Байсерке, как у него язык поворачи­вается? Неблагодарный, подлец! Ездил же, пользовался моими лошадьми...

— Разве есть у него совесть? — вторили Кардену ак­сакалы.— Он украдет и продаст саван своего отца.

— Разорит меня сын Боки,— шептал, дрожа, Кар­ден,— погубит окончательно.

— И па него найдется управа!—тихо проговорил Яшайло.

Старик выбрал себе коня—он облюбовал бойкою жеребчика бархатисто-вороной масти с круглым крупом. Байсерке по-молодому вскочил на коня и с места пус­ тил в галоп. Старуха повела на веревке корову.

— Молодец старик! — одобрил Покудин.

— Видать, натерпелся, бедный.

— Казах без коня, что птица без крыльев.

Аянбек вызвал следующего по списку счастливца, тот получил свою долю, не задерживая очередь. Постепенно напряжение прошло, чаще слышались шутки. Голос Аянбека начал хрипнуть.

— Рахим, сын Байжарыса, двенадцати лет. Отец по­гиб в дни восстания.

Аянбек посмотрел по сторонам.

— Выдать!

— Знаем! — кричала беднота.

Но сирота Рахим не показывался. Аянбек снова вы­крикнул его имя. Мальчик вышел и остановился, пере­минаясь с ноги на ногу. Токаш узнал его: это был юный рыболов, серьезно рассуждавший о «котлах». Токаш на­помнил ему о том разговоре шуткой:

— Ты же говорил, что тебе скот не нужен.

— Мне не нужен, но матери...— пробормотал маль­чик и опустил глаза.

— Дать! — закричали бедняки.

— Четыре овцы и одну корову,— объявил Аянбек.

Из загона вывели красную с лысиной безрогую ко­рову и вытолкнули четырех овец. Рахим боязливо по­смотрел на Кардена — он не решался гнать скот домой. Токаш подошел и погладил мальчика по голове.

— Не бойся, это твое и земля твоя. Никто тебя не тронет.

Мальчик схватил хворостину и погнал овец и корову.

— Милые мои коровушки, разошлись по рукам!—тя­жело вздохнул Карден. Бикен успокаивала его:

— Пусть! Не отчаивайтесь, отец! Это откуп за наши уцелевшие жизни. Хоть бы те лошади остались целы...

Послышался топот множества копыт, налетело обла­ко пыли, и люди не сразу повяли, кто едет сюда на лошадях. Может быть, это казачья сотня? Люди забеспо­коились, всматривались в облако пыли, строили догадки. Только Токаш стоял спокойно и поигрывал нагайкой.

Вскоре показался огромный косяк лошадей. Это бы­ли породистые аргамаки вороной масти. Их гнали Ку­рышпай и еще два джигита, с куруками в руках.

— Ито это за лошади?

— Ой-бой-ой, да ведь это бархатно-вороные Кардена!

— Значит, нашли их. Карден в горах прятал...

— Ну и Курышпай, настоящий джигит!

— Доконали теперь изверга...

Группа Кардена задвигалась, стала расползаться. Оттолкнув дочь, бай с поднятыми руками кидался из стороны в сторону:

— Лучше умереть, чем терпеть это! Дайте мне нож! Его пробовали успокоить, он не хотел никого слу­шать.

— Чтоб вы провалились со своим родством! Теперь я голый бедняк. Что мне делать, что делать? Боже ты несправедливый!..

На него не обращали внимания.

Неприрученные кони боялись людей, не шли в загон. Вдруг, повернувшись все разом, они помчались в сторо­ну гор.

— Росли дико, разве дадут поймать?

— Если заарканить вороного жеребца, остальные пойдут за ним, — сказал Аянбек.

Курышпай помчался вдогонку за жеребцом, он лов­ко забросил на шею курук. Жеребец, всхрапнув, стал на дыбы, рванулся, но Курышпай не отпустил его. Почувст­вовав твердую руку, жеребец присмирел. Его повели в поводу, за ним тихо последовал весь косяк бархатисто­вороных. Люди не могли налюбоваться красотой арга­маков: все они были сильными, упитанными — горные луга очень хороши для нагула.

— Самых лучших отправьте в город, — сказал То­каш Аянбеку. — Остальных раздадим здесь. Бери спи­сок, читай дальше.

К Токашу подошел хромой русский мужик в старой солдатской шинели, в стоптанных сапогах.

— Товарищ Бокин, я пришел сюда из Каскелена. Гибель мне, товарищ Бокин. Коня нет, посеять не могу. Де­ти умрут с голоду. Дайте ради их лошадь!

Токаш посмотрел на Айнбека.

— Знаешь его?

— Знало. Солдат правду говорит.

— Запиши фамилию и дай одного копя. — Токаш посмотрел на лошадей, отыскивая глазами нужную для русского солдата лошадь и увидел Курышпая. Тот уже сменял своего конька на бархатистого вороного и сидел сейчас на нем. Взгляды их встретились. «Оставь мне»,— просил глазами Курышпай. «Ты не самовольничай»,— ответил взглядом Токаш и сказал громко: — Отдан это­го копя!

Карден и все вокруг него замерли. Когда Курышпай соскочил с вороного жеребца и с неохотой протянул повод русскому мужику, группа Кардена завопила в один голос:

— Сын Боки отдает скот мусульман неверным! По­зор для всех мусульман!

Бедняки молчали. Только Курышпай с завистью ска­зал мужику:

— Счастливый ты! Ну, садись...

Солдат ухватился за холку и легко прыгнул на круп жеребца. В этот момент подбежал Карден.

— Милые мои лошадушки, — причитал он. — Самый лучший из коней перешел в руки неверного. Прощай, мой вороной!

Он обнял шею коня, нагнулся... Все подумали, что Карлен подошел проститься с конем, и не хотели ме­шать. Вдруг Карден выхватил из-за полы кинжал и пырнул в пах жеребца. Жеребец пронзительно взвизгнул. Шарахаясь из стороны в сторону, он сбросил седо­ка и помчался к горам. Дикие лошади в загоне разно­голосо заржали, перемахнули через низкую изгородь, и весь косяк умчался за жеребцом.

Карден рассвирепел. Три красноармейца насилу ото­брали у него кинжал, при этом одного из них он ранил в плечо. Карден не сдавался. Он выхватил у джигита, приехавшего вместе