Благовест - Алиса Клима

Вера ласково кивнула, обошла Губину сзади и вдруг обняла ее. Та раскачивалась, похлопывая Веру по рукам.

– Ничего, вот родишь ребеночка – время полетит, а там, глядишь, мужик твой и найдет выход. Он предприимчивый. Как-нибудь… Как-нибудь…

– Я тут рожать не стану, – тихо сказала Вера, качаясь на Губиной.

– Да как же ты, Александрова, его попросишь подождать? – Губина засмеялась. – Дура ты все-таки, хоть и ученая! У тебя мужик теперь есть, а за ним и детей долго ждать не придется. Уж я-то знаю… Молодая ты – быстро отяжелеешь. Это дело нехитрое!

– Вечно вы не про то, мама Люба. – Вера томно улыбнулась, убаюканная мерным покачиванием, теплом и добром.

– Да, да. – Губина не возражала уже против «мамы Любы». – Это ты у нас про сочинения. А я про жизнь… Любишь ведь его до одури?

– Люблю.

– И он тебе проходу не дает. А дети от любви быстро родятся, уж поверь.

– Не время сейчас детей заводить. Лучше скажите, где у вас тут поспать можно.

– Э-эх… – Губина засмеялась. – А ночами-то чем занята? Детей ей рано заводить. Спросят они тебя, когда им заводиться! Вон иди ложись на диванчик и высыпайся. А то скоро ночь – не до того будет.

Вера устало махнула на Губину рукой и тут же заснула. Губина покачала головой и укрыла ее своим старым одеялом.

– Подождет она… А мужик, вон, видать, не особо-то ждет, коли баба днем отсыпается, – пробурчала она и уткнулась в газету. – Молодежь…

В бане Кузьмич выложился как никогда. Набросал в печь еловых веток, и повсюду стоял успокаивающий аромат хвои. Валька с Федосьей поставили самовар и накрыли скромный, но приятный стол. Федосья разлила по кувшинам холодный с мороза ягодный морс, воду с можжевеловым сиропом, запарила для чая травы. Было и спиртное, но тоже без излишеств. Ждали хозяина с гостями.

Вскоре пришли мужчины, оживленно о чем-то беседуя, хмельные и веселые. Федосья за все годы в лагпункте не видела Ларионова таким раскрепощенным и благодушным. Словно наконец он ухватил удачу за хвост. И Туманов казался довольным, а не то что в приезд с Красиным.

– Какая баня и какой стол! – нахваливал Федосью Туманов. – Уважили!

Мужики поснимали верхнюю одежду и стали рассаживаться: Туманов по-хозяйски протиснулся пузом между лавкой и столом; Гречихин скромно ждал, куда его определит присесть Ларионов.

Наконец разместились, и Ларионов разлил спиртное и морс. Валька убежала. Федосья стояла в углу у двери и не сводила с начальника глаз, по привычке ожидая сигнала к дальнейшим действиям.

– Федосья, спасибо за стол. Ты ждешь чего? – спросил Ларионов.

– Так я… это… может, кого еще позвать?

– Да вроде все на месте. – Ларионов улыбнулся. – Ступай.

Федосья ушла, а Туманов наклонился к Ларионову.

– И что, больше никого не будет сегодня? – спросил он заговорщически.

– Больше никого, – лукаво подтвердил Ларионов.

– Сам жил год отшельником, так и мы туда же? – Туманов засмеялся.

– И вы туда же, – весело сказал Ларионов.

Туманов понимающе вздохнул и подумал, что лихие времена в жизни друга закончились. Все теперь в ней подчинялось его любви к Вере.

– Ну, рассказывайте, что у вас там. – Ларионов потер руки и поднял бокал.

Мужчины выпили и закусили.

– У Ежова дела неважно: постоянно в запоях, совсем потерял равновесие. Берия умело внедряет свою политику. С сентября уже кучу ежовских людей в ведомстве закрыл. Я думаю, мы на пороге крутых перемен, – заговорил Гречихин.

– Думаешь, снимут? – спросил Ларионов.

– Уверен.

– А Лаврентий как настроен?

– Да я пока не понял, но в целом политика на повышение эффективности… Вот Андрей Михалыч его лучше знает.

Туманов не горел желанием говорить о делах, но понимал, что для Ларионова сейчас важнее всего вывести Веру из системы.

– Надо немного переждать, – сказал он. – Похоже, до конца года будут перестановки. А хуже или лучше станет – тут бабка надвое сказала. Но, как по мне, хуже уже некуда.

– В ситуации Веры есть нюансы. – Ларионов решился открыться, иначе как было решать дело. – За это бы зацепиться. Вера ведь отца пошла разыскивать на Лубянку. Там ее и повязали и пять лет вменили. Но в деле она проходит как Ирина Александрова, а не Вера…

– Хм… – Гречихин почесал лоб. – Это интересный факт. Попробую поглубже копнуть…

– Так что? – Туманов поднял брови. – Та семья, что ты искал…

– Так точно. – Ларионов не дослушал. – В двадцать седьмом году я у них гостил несколько дней. Познакомил нас общий товарищ. Там мы с Верой впервые и встретились.

Туманов покачал головой:

– Это сколько ж ей лет тогда было?

– Четырнадцать. – Ларионов покраснел.

– Ну ты, брат, даешь! – Туманов затрясся всем телом.

– Я тогда всю эту кашу и заварил: ушел от них и пропал на десять лет. А тут ее сразу не признал… Время нас обоих изменило, да и имя ее запутало все… Когда барак сгорел, тут и раскрылось, что Ирина – моя Вера. А потом понеслось…

– Какая судьба… – Гречихин засопел, как дитя.

– Да, – Ларионов вздохнул, – многое мы пережили, много я дров наломал…

Мужчины замолчали. История Ларионова была и горькой, и изумительной, и даже в чем-то мистической, несущей ясный вензель самой судьбы.

– Знаешь, что еще? – Ларионов запрокинул коньяк. – Это уже ничего не изменит для нее, но хорошо бы хоть посмертно снять с Анисьи обвинения. Вера рисковала жизнью, чтобы доказать ее невиновность. Никогда не верила, что барак подожгла она. Анисья испустила дух у Веры на руках… И Вера начала за моей спиной расследование. Именно она вышла на Грязлова, заманила его в западню и разоблачила. Клавдия и Паздеев помогали, но дело вела моя Вера…

Туманов и Гречихин смотрели на Ларионова с сочувствием. Поняли, что тут он с людьми спаян крепко, и с Верой его связывал не только и не столько животный мужской интерес – там было многое: и драматические события, и проверка на преданность, и давняя страсть, и дружба, и созревшая в муках любовь.

– Завидую я тебе по-белому, – промолвил Гречихин с нежной улыбкой. – Ведь найти в любимой женщине еще и храброго соратника, и друга для души – самое огромное дело. Это – счастье. Я все для вас сделаю, что смогу. Даю слово.

Они обнялись и немного помолчали.

– Вообще, – промолвил Туманов, – Гриша Лаврентию пришелся ко двору. Самого тебя вытащить отсюда – дело одной подписи. А вот с Веркой твоей как – тут надо осторожно и подумать… Тут главное – не навредить.

– Так вот и я о том! – сказал Ларионов с возрастающей надеждой. – Пока Ежов сидит в кресле, риски слишком высоки.

– Я