Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

уловил какое-то движение – слева, боковым зрением, и подумал даже, что это «мушки», всплывавшие у него иногда в уголках глаз намеком на гипертонию, но нет: повернув голову, он увидел, что это заструилась с легким шелестом крона растения. Пара секунд, и все прекратилось, Бокарнея вновь стала неподвижной. Олег Николаевич озадаченно огляделся: окна балкона были закрыты, дымок сигареты поднимался вверх ровным облачком… Он откупорил уже закрытую было бутылку, нацедил виски в бокал… вновь посмотрел на Бокарнею. Ни шороха, ни шевеления.

Олег Николаевич встал, уткнулся лбом в холодное оконное стекло, силясь увидеть что-то в черноте двора, увидел только искаженное отражение своего лица, снова сел. И тут все повторилось: по головке Бокарнеи пробежала дрожь, послышался то ли шелест, то ли шепот – и опять тишина. В каком-то сомнамбулическом состоянии Олег Николаевич протянул руку и медленно пропустил сквозь пальцы листву, эти тонкие, длинные светло-зеленые волосы. Сверху вниз. Сверху вниз, лаская и спрашивая. И глухо повторил вслух:

– Ну, ты что? Хочешь поговорить со мной?

Бокарнея стояла покорная, не шевелясь, но откуда-то изнутри до Олега Николаевича вдруг донесся слабый, чуть пряный аромат. И пропал.

В ту ночь он крепко напился и повалился спать, даже не раздевшись.

Поутру, выскабливая в ванной свои впалые щеки, Олег Николаевич трезво рассудил, что у явившегося ему накануне должно быть какое-то естественно-научное объяснение. Самое простое было бы задать вопрос Севе Толчинскому с биофака, изрядно грузившему своих студентов экспериментами с разными растениями, но как объяснить? Был разбужен в парижском отеле застенным будильником, вообразил себе, как мальчишка, какую-то там женщину, увидел на ее балконе странный куст и ни с того ни с сего купил в Москве такое же растение, но другое, другое! а куст ему кивнул в ночи, прошептал и пахну́л? Бред же, стыдно выговорить!

В результате Олег Николаевич снова уселся за комп и принялся серфить. Час скаканий по ссылкам не дал ничего – не должна бокарнея самопроизвольно шевелиться! И пахнуть не должна! Оставалось повторить сеанс и подтвердить себе самому, что вот этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Вечером, посмотрев программу «Время» и убедившись, что все в России идет как надо, Олег Николаевич вышел на балкон, уселся, налил виски… и затосковал. Ну на хрена он смотрит все это, что надеется узнать? По универу видно, что все потихоньку сползает в какую-то топь, в трясину. Эти чертовы KPI, эти множащиеся год от года регламенты, отчеты, обязаловка по статьям в журналах, от выпуска к выпуску все более безмысленные студенты… Он посмотрел на Бокарнею даже с какой-то враждебностью. Она стояла невозмутимая. Он отхлебнул из бокала и, как вчера, пропустил между пальцами пряди листвы. Отстранился, прислушался, вдохнул поглубже – ничего. Посидел еще с полчаса, покурил и пошел спать.

Так продолжалось несколько дней, а в воскресенье она откликнулась: он снова услышал внезапный краткий шелест и почувствовал тот волнующий, чуть пряный запах. Есть! Сердце Олега Николаевича заколотилось.

Он заговорил с Бокарнеей – тихим голосом, боясь спугнуть, – начал задавать ей какие-то глупые вопросы, а потом стал рассказывать. О себе, о своей неуклюжей жизни, о том, как оно все шло до нее и почему у него бывает так муторно на душе.

Она слушала – в этот вечер, и в следующий, и еще через день, и еще, время от времени повинуясь каким-то своим чувствам, посылая ему волны теплого сладкого аромата.

Это было вдохновляюще до невыносимости: в его жизни появилась тайна! Что она хотела сказать ему, начиная вдруг дрожать листвой и посылать волны запаха, – приободрить, утешить? Или порой дрожь вызывала ее несогласие, усилие остановить, прекратить? А может, он просто начал сходить с ума и на самом деле нет никаких дрожаний и ароматов, а это просто мерещится ему, ежевечерне накачивающему себя спиртным в пустой квартире, вот в этом искусственном зимнем саду? А с другой стороны, размышлял Олег Николаевич, пил-то он каждый день, а она на него реагировала далеко не каждый, и никакие поглаживания и задушевные монологи не помогали.

Раздираемый, с одной стороны, желанием с кем-то поделиться своей тайной, а с другой – ужасными подозрениями, Олег Николаевич решил устроить Бокарнее смотрины, пригласив двух своих давних, еще со студенчества, дружков – Сашу Куклина, работавшего в институте микроэлектроники, и Витю Локтева, трудившегося федеральным судьей. Когда-то они сошлись на баскетбольной площадке. Витя был звездой универовской сборной, Олег играл так себе, мощи не хватало, его брали за верткость и чувство паса, а пухлому малорослому Сашке и вообще бы нечего было делать на паркете, но он до тонкостей знал правила, с азартом свистел и выкидывал пальцы, показывая номер сфолившего, и так и закрепился – как судья. Ну и вот – чем-то они пришлись друг другу по нутру и сдружились. Потом, конечно, разметало, но контакты поддерживали и пару раз в год обязательно встречались за бутылкой – подвести предварительные итоги, как это Виктор называл. Пора и теперь подвести, решил Олег Николаевич.

«Посидеть» оба согласились без разговоров. Виктор уточнил, правда, не юридический ли у Олега Николаевича вопрос, но, узнав, что нет, успокоился и пообещал «кое-что прихватить». Саша ничего не пообещал, но в пятничный вечер оба заявились с бутылками, причем оба, как сговорились, с текилой. Олег Николаевич даже растерялся немного, он-то думал, что литра привычного ему «Баллантайна» будет более чем достаточно, и приготовил к выпивке довольно скромную и явно не избыточную закуску. Но, как говаривала в таких случаях Инка, «никто же не заставляет вас выпить все, что есть в доме». Ага, русских никто никогда не заставляет, всё сами, будь они хоть трижды учеными.

Уселись в зимнем саду, вокруг кургузого столика, – Олег Николаевич в кресле рядом с Бокарнеей, гости – на раскладных деревянных стульях. Виктор, не бывавший в квартире Олега Николаевича со времен его свадьбы, озирался-осматривался, одновременно стараясь как-то пристроить торчащие над столиком колени, а Саша, помогавший в свое время с обустройством сада, только глянул мельком и спросил:

– Олежа, может, на кухне сядем, привычнее как-то?

– Не-не, – не дал Олегу Николаевичу ответить Виктор, – тут все по уму: регулярная ландшафтная архитектура, и мы, значит, в кущах.

Он засмеялся, довольный своим остроумием, потом подчеркнуто посерьезнел и добавил:

– Регулярность – это важно, братцы! Она должна быть во всем, а в сексе особенно!

Он опять рассмеялся, но, глянув на Олега Николаевича, затих и принялся двигать блюдце с мясной нарезкой. Олегу Николаевичу показалось, что Бокарнея шевельнулась.

Саша перехватил его взгляд, спросил удивленно:

– А