Руны земли - Георг Киппер

как раз пришли к Эгилю в Хольмгард, мол, должны они отправиться вслед за нами, – мрачно сказала Ингигерд. – Где эти купцы? Эйстейн не размазня, скоро вызнает, что там произошло в Хольмгарде.

– Твоя мать прикроет нас…

– Я думала, что она умирает от ненависти к нему и мечтает о его смерти, а она ведет себя так, будто вполне всем довольна. Как можно сравнить моего отца с этим дикарем? Лучше бы она умерла или ее продали бы в рабство!

– Не говори так о своей матери. По словам слуг, после смерти Хергейра она была очень подавлена.

– Обувь не стоптала, а уже веселится как ни в чем не бывало.

– Она веселится, потому что увидела тебя живой! По-моему, ты придираешься к ней, а сама не замечаешь, что слишком весела, играя в тавлеи с Хальвданом.

– Что же мне – сидеть и сверлить его взглядом?

– Ты не сверлишь, но иногда засматриваешься.

– Отец говорил, что хотел бы выдать меня замуж за сына конунга, вот я и присматриваюсь, каковы они, сыновья конунгов.

– Вот и я о том же… Словно ты не видела их в Норвеге или Гётланде. Смотри не заблудись, присматриваясь. Твоя мать не выдала нас, и это – хорошо!

Ингигерд хмуро смотрела в огонь, видимо ища слова упреков. Она куснула губу и вновь заговорила:

– Там, в Хольмгарде, я не поверила Рагнхильд, что мать благословила свадьбу Ульвкелля и этой девки, но теперь ты сам все слышал… Она благословила их!

Ингигерд посмотрела в глаза Скули.

Альгис вспомнил рассказы о большой свадьбе, сыгранной Ульвкеллем в Алдейгьюборге после возвращения из похода на Алаборг. Хальвдан тогда отказался жениться на дочери Хергейра, и Эйстейн отдал ее Ульвкеллю вместе с ярлством Алаборга. Эта рабыня, переодетая в платье и драгоценности дочери Хергейра, не побоялась занять место настоящей Ингигерд, и сотни людей были свидетелями богатой многодневной свадьбы.

– Кто я после этой свадьбы? – тихо проговорила Ингигерд. – Ты сам говорил, что высшая законность – это правильно проведенная игра! Люди играют ради законности, поэтому играть свадьбу при свидетелях – значит создавать законных наследников. После свадьбы, которую благословила моя мать, кто я теперь?

Она все так же смотрела в серые глаза Скули, и из ее, темных, вдруг покатились слезы. Альгису стало неловко, он отвернулся. Рядом замычал, не находя слов, приемный отец Ингигерд.

* * *

Да, Сигмунд-хёвдинг остановил движение своих кораблей в трех днях пути от Алдейгьи. После решения зимовать в Хольмгарде ему пришлось озаботиться постоянным снабжением дружины съестными припасами, и он разослал гестиров по окрестным бондам с приглашением на тинг, чтобы обсудить, как ему содержать своих людей зимой, не прибегая к грабежам.

Бонды, владельцы эльдхусов Хольмгарда, гуты и гёты, давно поселившиеся в верховьях Олхавы, согласились снабжать Сигмунда, но сослались на то, что они и так безотказно кормят все дружины, занимающие халл Хольмгарда последние годы. Вот неревские, с той стороны реки, ничего не давали для содержания дружины Эгиля, а тем более венды, живущие на богатом западном берегу Ильмери.

Сигмунд отправил гестиров и на западный берег реки, и к вендам. С той стороны прибыли огнищане, владельцы эльдхусов, и долго рядили с Сигмундом и его людьми о том, кто и сколько готов поставить на прокорм такой большой дружине. Заодно венды пожаловались на своих соплеменников, живущих вдоль Мусты-реки, мол, они не платят дани в Хольмгард да еще и норовят с купеческих кораблей на порогах и волоках собирать больше того, чем повелось исстари.

Обычно дружина ярла и тем более конунга не сидела всю зиму на одном месте – никаких припасов для такого сидения в одной усадьбе не соберешь. Ярлы и конунги переезжали с одного куста богатых усадеб на другой, местные бонды собирали для гостей угощение, но дольше недели вряд ли прокормили бы сотню молодых и опасных воинов.

Сигмунд и его купец Хуглейк разузнали, как проходили кружения, вейцлы, в былые времена, прикинули, сколько человек хёвдинг сможет оставить в Хольмгарде, сколько возьмет с собой, и более-менее посчитали, как прокормить дружину во время зимовки. Имя Исгерд, сестры Сигмунда, смягчало все переговоры, преемственность власти и надежда на дальнейший мир делали огнищан более сговорчивыми.

Не забывал Сигмунд и о весне, когда поход должен продолжиться. Поэтому как-то во время вечернего возлияния попросил Хуглейка, ведавшего снабжением, закупками и продажами добычи, поговорить с хазарскими купцами. Тот выяснил, что задумал хёвдинг, и вскоре пригласил купцов на ужин, подготовив для встречи вальское вино, рыбу и прочие кушанья. В ходе беседы Хуглейк спросил, не окажут ли они хёвдингу будущей весной небольшую службу.

– Если услуга кагану ротсов не подобна той, о которой просил волк у зайца в известной притче, то малый сей, – купец Менахем указал длинными пальцами на себя, – только рад совершить что-либо для столь достойного человека, да не сократятся шаги могущества его и не низложит его собственный замысел его.

– Твой путь лежал не в Хольмгард, а дальше, в Алдейгьюборг, не так ли? – начал Хуглейк издалека.

– Истинно так, два года назад имели мы уговор с купцом по имени Ингольф и его знакомым персом, который делает бусы в Алдейгье. Осенью мы все трое должны были встретиться, но, по грехам моим, искривились пути мои, и время протекло, как вино течет мимо рта на одежды алчущего, ибо ждет он меня со дня осеннего равноденствия.

– Вряд ли этот Ингольф рассчитывал вернуться за море этой же осенью: в это время ветры дуют с запада и море неспокойно.

– Конечно, он останется на зимовку в Алдейгье, и весной мы встретимся, но ведь не насытится око зрением и не переполнится ухо речью равномудрого за целую зиму. Надеялся я скоротать зимние вечера там, ибо редко встречаются такие внимательные слушатели, которые так много могут тебе рассказать. Да и торговаться с таким, как Ингольф, все равно что учиться у терпеливого наставника, а обсуждать следующую встречу с ним – наслаждение. Зима в его обществе бесценный подарок.

Хуглейк промолчал. Менахем продолжил:

– Надеюсь, Бог не настолько прогневан моими прегрешениями, чтобы препятствовать мне в выполнении услуги, которую я могу оказать кагану Сигмунду, если, конечно, он пожелает опереться на такого ничтожного, как Менахем из Семендера, превратившегося в слух и внимание.

– Эйстейн, убивший мужа сестры Сигмунда, верно, не очень рад будет нашим кораблям, когда они подойдут к Алдейгьюборгу. Мы заранее отправили наших людей, которые уже в халле Алдейгьи, и они рассказали Эйстейну о том, что в Хольмгарде стоят корабли хазарских купцов, и, верно, конунг захочет принять в своем халле и купца, и хёвдинга его вэрингов.

– Большому купцу большое уважение!

– И большая осторожность, так как вопросы