Однажды в лесу - Бибхутибхушон Бондопаддхай

каналы, пруды и озера пересохли. Конечно, можно было вырыть колодец, но из него едва ли удалось бы добыть хоть немного воды — хотя из песчаной почвы била тонкая струйка, требовалось больше часа, чтобы набрать маленькое ведерко. Повсюду царила разруха. Нашей единственной надеждой была река Коши милях в семи-восьми от наших самых восточных границ, по другую сторону знаменитого заповедного леса Мохонпура. Между нашими владениями и заповедником протекала небольшая горная речушка, берущая начало в тераях Непала, но сейчас от нее осталась только полоска из гальки в песчаном русле. Толпы девушек приходят каждый день из самых далеких деревень в надежде набрать хоть немного воды из вырытого колодца и, часами процеживая грязь и песок, возвращаются домой с половиной кувшина мутной жидкости.

Но от этой горной реки — местные называли ее «Мичхи́» — толку для нас было мало, потому что текла она слишком далеко от наших земель. На участке, где располагалась наша контора, тоже не было хорошего колодца. Из того небольшого, что имелся, едва ли можно было набрать хоть немного воды: на то, чтобы наполнить три ведра, уходило полдня.

После обеда я вышел на улицу и ужаснулся, глядя на отливающее медью огненное небо и полузасохшие заросли кустарников и высокой травы, — всё вокруг словно было охвачено огнем, с треском пожирающим свою добычу; иногда при дуновении ветра горячий воздух, словно языки пламени, обжигал кожу — мне еще никогда не доводилось видеть этот суровый и устрашающий лик полуденного солнца. Порой с запада налетали песчаные бури — в этих краях в чойтро и бойшакх часто дуют западные ветры, — и всю округу накрывало плотное покрывало из песка и пыли.

Большую часть дней сторож Рамдхония приходил и докладывал мне, что в колодце воды нет. Но иногда он приносил и ставил передо мной полведерка грязной жидкости, которую в течение часа, если не больше, процеживал от песка, чтобы я мог помыться. В то страшное лето даже она была на вес золота.

Однажды, после полудня, я стоял в тени дерева миробалан и, оглядывая всё вокруг, подумал, что никогда раньше не видел такой полуденной природы. И, уехав отсюда, наверняка не увижу больше нигде. За всю свою жизнь мне довелось не раз видеть полуденную Бенгалию — например, в палящем зное в месяц джойштхо[30], — но она никогда не принимала такой неистовый облик. Эта ужасная и устрашающая красота очаровала меня. Я посмотрел на солнце, которое, как огромный огненный шар, висело на небе — горящая смесь из кальция, водорода, железа, никеля, кобальта и еще сотни других известных и не известных мне газов и металлов, их соединений, смешавшись друг с другом, пылали в яркой огромной печи диаметром в десять миллионов. Огненные волны, вырывавшиеся из нее, с треском прорывались через бескрайние пустоты эфира, обрушивались нескончаемыми потоками на зеленые поля Пхулкии-Бойхар и Лодха́итолы, иссушая без остатка каждую жилку и прожилку и, опалив всё вокруг огнем, вновь пускались в свой неистовый танец разрушения. Я огляделся по сторонам — далеко впереди воздух подрагивал от жары, а горизонт был подернут едва различимой дымкой. В этих краях летом небо никогда не было голубым — медным, желтовато-коричневатым и совершенно пустынным, — даже одного коршуна или падальщика, и того не было видно, наверное, все птицы улетели в другие места, спасаясь от жары. До чего же причудлива красота этого полуденного зноя! Я еще долго простоял под деревом миробалана, не обращая внимания на палящее солнце. Мне не довелось увидеть ни Сахару, ни Гоби, ни знаменитую Такла-Макан Свена Гедина, но эта неистовая полуденная жара навевала мне их смутные образы.

В трех милях от нашей конторы, посреди леса, расположился небольшой пруд, в котором в прошлый сезон дождей народилось, как говорили, много рыбы. Из-за того что он был глубоким, этим летом он не пересох, даже несмотря на засуху. Но от воды из пруда пользы было мало: во-первых, пруд находился слишком далеко и поблизости не было ни одного поселения, во-вторых, и сам пруд, и его берега заросли толстым слоем ила — порой он доходил до пояса, — поэтому не оставалось практически никакой надежды выбраться на берег, после того как наберешь кувшин воды. Еще одна причина заключалась в том, что вода в этом пруду была совершенно непригодна ни для питья, ни для омовения; не знаю, было ли в нее что-то добавлено, но от нее исходил неприятный запах железа.

Однажды вечером, когда жара спала и с запада подул ветерок, я оседлал коня и отправился к этому пруду по лесной тропинке, пролегающей через заросли кустарников и песчаные холмы. Солнце медленно садилось, скрываясь за оставшимся позади меня баньяном Грэнт сахиба. Я подумал, почему бы не дать лошади напиться из пруда, чтобы сберечь последние остатки воды в конторе. Как бы ни был глубок ил, лошадь точно сможет из него выбраться. Когда я выехал из леса к берегу, моим глазам открылась удивительная картина. По одну сторону пруда, прямо на иле, тут и там лежал с десяток змей разного размера, а по другую сторону от них пили воду три крупных буйвола. Все змеи были ядовитыми — кобры и крайты, которых часто можно увидеть в этих краях.

Что касается буйволов, то мне никогда раньше не доводилось видеть таких — большие крупные рога, длинная шерсть, массивное туловище. Рядом не было никаких поселений или пастбищ, и мне сложно было поверить, что они забрели сюда откуда-то. Подумал, наверное, кто-то тайком живет где-нибудь в глубине леса и пасет своих буйволов, чтобы не платить налоги. Когда я вернулся в контору, мне встретился Мунешшор Сингх. Не успел я рассказать ему эту историю, как он воскликнул с удивлением: «О, вот проклятье! Что вы такое говорите, господин! Вас сегодня сам Хануман спас. То были не домашние, а дикие буйволы, пришли из лесов Мохонпура напиться воды. Там-то нигде нет воды, вот и мучаются от жажды».

Новость о приключившейся со мной истории вскоре облетела всё наше поселение. Все в один голос твердили: «Как же повезло нашему господину! Попади вы в лапы тигру, была бы еще какая-то надежда на спасение, но вот от диких буйволов не убежать. Начни они вас гнать по безлюдному лесу тем вечером, ваша лошадь не увезла бы вас оттуда».

С тех пор этот спрятанный в глубине леса пруд стал известен как прибежище диких животных, к которому они приходили, мучимые жаждой. По мере того как засуха усиливалась, а солнце