Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк

сам понимаешь: когда это выстрадано и выношено, не очень-то утешает, что у тебя остались полотна лучше и сильнее. Тут бы радоваться, ведь картину увидят люди, и она уже не пропадёт на чердаке среди ненужного хлама, так нет же – настроение было хоть вешайся, словно я предал товарища или любимой лишился! Несколько дней прощался я с картиной, задержав её якобы для окончательной доработки. А когда её забрали, первое время ходил как больной, и всё мне чего-то недоставало… Потом уже узнал, что люди, купившие картину, выгодно продали её за границей и весьма благодарны мне за это. И тогда всё пошло-поехало… – Вовка судорожно затянулся сигаретой и продолжал. – Среди тех, кто уезжает, слухи разносятся мгновенно, и меня начали одолевать совершенно незнакомые люди. Я ещё не до конца успокоился, тоскуя о своей первой проданной работе, а тут требуют новых. Каждый разговор с отъезжающими давался мне нелегко, но люди и слушать не хотели моих отговорок, их время поджимает, забот полон рот, а мне, если говорить честно, и сказать нечего – хоть малюй картины через трафаретку… С другой стороны, хоть и жалко расставаться с картинами, в которые столько сердца вложил, но глупое тщеславие заедает: тебя, чудак, оценили, может быть, впервые в жизни, а ты ломаешься. Танцуй, пока платят…

– Тебя послушать, так рыдать хочется! Оправданья себе ищешь?

Вовка минуту подумал и упрямо тряхнул головой:

– А вот и нет! Какие оправдания?! Ни в чём и ни перед кем я не виноват! Никому в карман не залез, и никого не обманул… И, кстати, почему ты незнакомых людей жалеешь, а не меня? Их халтура устраивает, они за неё платят – какие могут быть обиды?!

– Но ведь это халтура! А ты художник!

– Потому мне и больно расставаться с настоящей картиной! Ведь продавал-то я сперва не мазню, а настоящие вещи. Представляешь, каково чувствовать, что постепенно с ума сходишь, и всерьёз опасаешься, как бы на себя руки не наложить?!

– И вот нашёлся выход… – грустно усмехнулся Яшка.

– Нашёлся. Несложное вычисление: если лепить халтуру, то и расставаться с ней будет не жалко. А деньги – они не пахнут. Да и уровень подобного рода живописи за рубежом, как мне рассказывали, гораздо ниже нашего. Так что совесть моя чиста, никто из покупателей на меня не в обиде. Наоборот, повторяю, ещё благодарят.

– Тебе действительно не в чем себя упрекнуть? – Яшке почему-то хотелось уколоть друга побольнее.

– Не в чем. Кому была бы польза, если бы я чистеньким и благородненьким замкнулся в своей ракушке и штамповал шедевры, которых никто никогда не увидит? Прости, но все мы хотим кушать и у каждого есть дети, которые тоже хотят кушать. Художников-идеалистов в нашем материалистическом мире не осталось, обстоятельства рано или поздно их ломают… – он заметил Яшкину ухмылку и принялся сбивчиво лопотать: – Чем, скажи на милость, я хуже иных лауреатов? Те гонят халтуру квадратными метрами, но обманывают уже не отдельных людей, а всю страну, получая за это государственные премии, и никто их не осуждает!.. Чего не отвечаешь?

Яшка внимательно разглядывал его и никак не мог понять, разыгрывает он его или нет. Лучше бы разыгрывал… Прежний ли это Вовка, которого он знал, искренне любил и тайком подражал ему? Нет, перед ним сидел сейчас совершенно чужой, незнакомый человек. Ох, не нужно было им встречаться сегодня…

– Вот такие дела, – Вовка съёжился и говорил уже сухо и отрывисто, словно перекатывал во рту камешки. – А живописи с тех пор больше не стало. Поначалу много сил отнимал театр, потом – лихорадочные гонки, чтобы успеть закончить очередную картинку к отъезду заказчика. Свободного времени почти не оставалось, а когда появлялось, уже не мог сосредоточиться, чтобы написать что-то для души. Теперь и пробовать стал реже, всё равно без толку…

Он глядел на свои пейзажи, расставленные у стены и разложенные по полу, и наверняка их не видел. Ни досады, ни разочарования в его взгляде не было – только безразличие и усталость. Яшке даже стало его жалко: заблудился человек и не знает, как поступать дальше. Может, он надеялся услышать от друга что-то ободряющее? А может, и приглашал его совсем не для того, чтобы предложить картины?..

За окном стемнело, и Яшка стал собираться. Вовка его не удерживал. Присев у табуретки в своей любимой позе на корточках, он по-прежнему глядел на холсты и до самого Яшкиного ухода не проронил ни слова. Лишь когда тот вышел на улицу и, поёживаясь от вечернего морозца, пошёл по тротуару, над головой хлопнула узкая незакрывающаяся форточка с оторванным шпингалетом, и Вовкин голос, какой-то жалкий и неуверенный, прошелестел вдогонку:

– Так ты не забудь о просьбе, ладно? Комиссионные неплохие… И не поминай меня лихом – у каждого своя судьба. И свой бизнес…

12. Воздушное создание

Извечный гамлетовский вопрос «быть или не быть?», в еврейской интерпретации звучавший как «ехать или не ехать?», так или иначе вставал перед каждым ощущающим себя причастным к гонимому иудейскому племени. По поводу гонимого племени, правда, нередко возникал слегка ехидный вопрос: так уж ли оно гонимо на самом деле? – но дискомфорт всё равно существовал. Со временем вопрос стал более конкретным и прямолинейным – «ехать сейчас или завтра?»

Нынешняя Яшкина жизнь в принципе его устраивала. Жил он с родителями, стараниями которых в доме у них всё было. Отец, пока что работал и получал неплохую зарплату, мама день и ночь старалась, чтобы дома было тепло и уютно. А тут ещё родители неожиданно заявили, что появилась у них на примете симпатичная девушка, которая наверняка составит Яшке хорошую партию…

Ох уж эти еврейские свахи, которые от тебя не отстанут до тех пор, пока не добьются своего! Ну или для начала хотя бы простого обещания встретиться с перспективной невестой… Правда, в роли свах теперь выступали Яшкины родители, и даже папа, совершенно светский человек, всегда посмеивавшийся над замшелыми дедовскими традициями, уже откровенно намекал, что упускать такой шанс глупо.

– Давай, сын, познакомимся с семьёй этой девочки, – говорил он, – а там видно будет. Никто тебя не неволит и насильно женить не собирается. Просто познакомимся, а?

Яшка уже не помнил точно, но на какой-то из очередных пролетарских праздников их пригласили в гости дальние материнские родственники, и там среди гостей должна будет присутствовать семья претендентки на Яшкину свободу.

Будь что будет, решил он, и согласился. Приду в гости, немного посижу за столом, выпью со всеми за компанию