Чужое имя - Иван Зозуля

бумажек: заявление о приеме на работу, заявление об увольнении, автобиография, копии и выписки из приказов об отпуске и поощрении денежной премией за ударную работу. Ничего интересного, кроме того, что автобиография и заявления были написаны почерком старшины Дунаева, который я уже достаточно хорошо изучил. Впрочем, этого я и ожидал. Сюрпризом было другое. В автобиографии Звягинцев писал, что прибыл он в Якутию из Белоруссии, а Дунаевым говорил, что он с Украины. Прав был Оллонов! Я попросил кадровика обратить внимание на рабочих-белорусов и пообещал навестить его через два дня.

Когда я вошел в кабинет подполковника Турантаева, Оллонов был уже там. По его равнодушному виду я понял, что ничего интересного он не узнал.

— Самый настоящий несчастный случай, — ответил майор на мой молчаливый вопрос. — Звягинцев и второй спасшийся порознь показали одно и то же. Причем, тот, второй, утверждает, что Звягинцев даже пытался помочь Дунаеву, но сильным течением их оторвало друг от друга. И после они еще долго искали Ивана ниже по течению.

«Прямо герой, — подумал я. — Может, и вправду он не шпион, а фамилию сменил по какой-то другой причине?» Я и сам не подозревал, что был довольно близок к истине, но все это выяснилось лишь через несколько дней.

Выслушав мой рассказ о посещении леспромхоза, Турантаев сказал, что кадровика знает. Он фронтовик, был капитаном-артиллеристом. Руку ему ампутировали уже после войны: вскрылась старая рана, и началось заражение крови.

Поговорив о кадровике, Турантаев позвонил Вагину и попросил его передать моему начальству насчет белорусского происхождения Звягинцева, потом немного послушал министра и, положив трубку, сказал, что ничего нового из Львова нет.

— А что, собственно, должно быть нового? У нас тоже почти ничего... — начал я, но подполковник прервал меня.

— Все так. И во Львове, и у нас пока целый набор вопросительных знаков, из которых мы можем складывать любую комбинацию, но ответ-то должен быть один. К сожалению, в конец задачника в нашем случае не заглянешь.

— Слушай, — сказал Оллонов, обращаясь ко мне. — Еще раз напоминаю, что я в отпуске. Поэтому завтра я еду на охоту. Можешь составить компанию. Да и время быстрее пройдет, а думать и обсуждать твои проблемы на природе даже лучше. Поедешь?

Я посмотрел на Турантаева.

— Давай, давай, — сказал подполковник. — В субботу, может быть, и я к вам присоединюсь. Если будут новости.

Оллонов, впрочем, не стал ждать до завтра, и выехали мы этим же вечером. Погода была хорошая, правда, вдоль лощин по берегам Алдана дул довольно сильный ветер, как всегда перед вскрытием реки. На дальнем берегу мы набрели на цепочку небольших озер недалеко от старой заброшенной летней фермы. Некоторые из озер были еще замерзшими. Оллонов соорудил скрадок на крайнем южном озере, я на северном. Все это мы сделали уже глубокой ночью, поужинали и заснули как убитые.

До чего же не хотелось мне вылезать из спального мешка на утренней зорьке, но майор и слушать меня не стал.

— Переходим на самообслуживание, — сказал он. — Что убьешь утром, тем и будешь обедать. А рюмку коньяку получишь только в качестве приза за хорошую стрельбу.

Постреляли мы действительно хорошо, а в субботу, как и обещал, приехал Турантаев.

— Ну, охотнички, чем угостите? Или у вас ни пуха, ни пера нет? — едва поздоровались, осведомился подполковник. Он явно не собирался тут же выкладывать новости, если, конечно, они у него были. По крайней мере, до ужина. Майор Оллонов, глядя на подполковника, только посмеивался, прилаживая котелок над костром. Я тоже сделал вид, что меня сейчас ничто не интересует, кроме утиной похлебки.

Поели. Поставили остывать кружки с крепким «кирпичным» чаем, я закурил. Турантаев прилег на шинель, смотрел в огонь — наслаждался отдыхом.

Наконец, он посмотрел на меня, лукаво улыбнулся, сказал:

— Ну ладно, выдержка у тебя железная, лейтенант, а вот вознаградить тебя за это мне нечем. Не хмурься, не хмурься. У меня ничего нет, а вот у полковника Вагина, кажется, новостей хоть отбавляй. Так что собирайся в Якутск, здесь тебе делать больше нечего. Да и уткам спокойнее будет, — он усмехнулся.

8.

В десять часов утра в понедельник я входил в здание МГБ республики. Дежурный офицер узнал меня и сказал, что полковник уже ждет.

— Ты смотри, даже загорел! — Вагин подмигнул. — А ведь на Север приехал, а? О ваших успехах Турантаев мне сообщил...

— Какие там успехи!

— А охота? Нет, серьезно, считай, дело уже сделано. Надо только покрасивее его завершить. Титов, кстати, тоже так думает.

— Ну, Звягинцева этого еще колоть и колоть!

— Уже начали. Начали колоть. И во Львове, и в Минске, и мы здесь кое-что откопали...

— В Минске... Здесь? — я оторопело смотрел на полковника.

— Вот именно. Правда, на Украине ничего не нашлось, зато в Белоруссии более чем достаточно. Сиди, сиди, сейчас все расскажу. — Вагин вышел из-за стола, прошел к сейфу, достал из него какие-то документы и, возвращаясь с ними к столу, сказал:

— Для начала привет тебе от Ильи Леонтьевича Побегуна. Он, правда, его лично не передавал, но скоро ему представится такая возможность.

— Какого Побегуна?! — насторожился я.

— Я же сказал: Ильи Леонтьевича. Правда, ты его незаслуженно долго принимал то за Дунаева, то за Звягинцева. Уловил?

— Начинаю понимать. Но кто и как до этого докопался?!

— Белорусские коллеги помогли Титову. Сначала они сообщили, что на Звягинцева Иннокентия Парфентьевича, кстати, а не Пантелеевича или Панкратьевича, еще в 1947 году ими был объявлен местный розыск. Но он ничего не дал, и они совсем недавно объявили всесоюзный. Теперь-то мы знаем, что этот тип недолго был Звягинцевым, а Дунаева уже никто и не искал. Вот так опасный государственный преступник исчез, как в воду канул. Но потом выяснилось и другое: оказалось, что сразу после войны был объявлен всесоюзный розыск на некоего Илью Леонтьевича Побегуна, арест которого был санкционирован прокурором Белорусской ССР, — Вагин, угадав мои мысли, продолжал: — Тебя интересует персона Побегуна? Пожалуйста: Побегун, Звягинцев, Дунаев — это одно лицо. Профессия? Бывший фашистский холуй, один из деятелей пресловутой «СБМ»[1]. Слышал о такой фирме?

— Конечно, слышал. Но как узнали, что Побегун и Звягинцев — один человек?

— Ты что, не знаешь как это делается? — Вагин с удивлением посмотрел на