Необитаемая - Татьяна Млынчик

бы избивать кого-то посреди двора. Если такие, как он, ввязываются в драку на улице, и на них пишут заявление, – к сроку автоматом прибавляется пять лет: их умения приравниваются к использованию оружия. Когда мы начали встречаться и я узнала об этом – мне снились кошмары: вот мы выходим из бара, завязывается драка, и он бросается в нее, я кричу, ведь его непременно посадят!

Только вот всамделишным оружием были не его быстрые кулаки или боевое мастерство, а на редкость добрая душа, которая преобладала над физикой. Поэтому я никогда не видела, чтобы он кого-то бил. Разве что – объяснял ударную технику своим воспитанникам, большим и маленьким, высоким и низким, разных полов, национальностей, профессий. Все эти люди благоговели перед ним, его открытой улыбкой, уверенным голосом. Он похлопывал их по плечам и нашептывал что-то на ухо в углу ринга.

Когда я в первый раз пришла на соревнования, Костя попросил меня помочь секундировать: в то время, как он залез в ринг, чтобы проинструктировать ученика, мне внизу надо было быстро промыть в ведре с водой слюнявую, секунду назад вынутую изо рта боксера капу.

Меня поразила ярость, с которой они орудовали в ринге. Пока смотрела бой, ощущала, как по телу гуляет адреналин. Ловкость, злоба, эмоции невероятного накала, кровь, которая брызнула мне на юбку. А потом они все вместе смеялись, ели тортики в «Сладкоежке» и беззлобно шутили.

Меня покорил этот мир – и Костя, глядящий на меня поверх всех. И хотя я никогда профессионально не занимались спортом, сразу ощутила себя как дома. Захотелось остаться, следовать за этим уверенным, великодушным человеком, которому, казалось, была неведома грязь, знакомая мне. Поэтому, когда через год отношений он предложил выйти за него, я тут же согласилась.

Замуж выходишь за хорошего, когда возьмешь всё, что можно, от плохих.

У моего мужа была группа учеников-детей, которые обожали его. Как-то у меня мучительно болел живот – и он прислал мне видео, на котором маленькие боксеры в ответ на призыв «поддержать Машу» с воинственным кличем стучали перчатками. Ребята били изо всех сил, чтобы унять мою боль. В придачу к нему я получила два десятка детей. Но мечтал он – о собственных.

Через пару дней после сделанного предложения он стоял у окна гостиницы, смотрел на море – и вдруг затушил сигарету о подоконник со словами: «Надо бросать. Я детей хочу, Маш». Я тоже хотела детей. Базовые моменты жизненных устремлений мы обсудили, пока встречались.

Тогда я наивно полагала, что стоит нам перестать предохраняться, как один, а потом и второй ребенок тут же обрадуют нас своим явлением. Ведь я видела, как легко это дается окружающим. До свадьбы мы продолжали заниматься сексом, не предохраняясь. Мы не относились к тем парам, которые решают пожить пару лет в браке без детей, насладиться друг другом, а потом, чуть привыкнув к новому статусу, планировать первенца. Мы пустили всё на самотек.

Когда мы с мамой, тетей и бабушкой отправились в свадебный салон мерить платья, я перебрала целую кучу моделей. Женщины моей семьи уселись на розовые канапе, им принесли шампанское и кофе, а я крутилась перед ними в платьях – то с пышной юбкой, то со строгим корсетом, то волокла за собой длиннющий кучерявый шлейф. Было среди них и то, которое приглянулось мне еще на сайте, изученном накануне: пышная голубоватая пачка, которую можно было надеть с конверсами, чтобы сделать образ слегка панковским. Я натянула его – и, посмотрев в зеркало, поняла, что похожа на бабу на чайнике. Когда принялась снимать, тетя сказала маме:

– Знаешь, с таким платьем можно подумать, что она скрывает под юбкой живот. Все будут спрашивать…

Выходило, что черту, за которой уже можно было быть беременной, я пока не пересекла. Ведь я сама не раз потешалась над знакомыми парнями, спешно женившимися на малознакомых девушках, которые от них залетели. Этот настрой женской части семьи, этот тезис, гласивший, что гости на свадьбе не должны подумать, что я выхожу замуж беременная, въелся мне в память. Хотя что, собственно, случилось бы, если бы кто-то подошел к маме и сказал ей что-нибудь про мой живот? Она ответила бы:

– Да, они уже ждут ребенка.

Или:

– Нет, вам показалось.

Или:

– Я понятия не имею.

В чем проблема такой коммуникации? В том, что кто-то решит, что меня берут замуж по залету? Что Константин, как порядочный человек, выполняет долг перед обществом?

А то будут подходить и спрашивать.

А то подумают.

А то будет похоже, что…

А то!

Однажды мой белорусский дядя решил развестись. Бабушка не могла принять этого несколько лет. Больше всего она злилась из-за того, что в маленьком городе, где все друг друга знают, не было ничего хуже, чем уйти от жены. Это было немыслимо. Она не могла смотреть в глаза окружающим. Он опозорил ее! Ее жизнью вдруг начало управлять пустоглазое многоголосое чудище, которое могло что-то сказать. Неважно, что именно, – важно, что это заставляло ее переживать массу негативных эмоций. Чтобы спастись от угрозы, она была готова на многое. А ведь это чудище можно было бы убить одной-единственной фразой: не ваше дело. Почему у нее не было решимости расчехлить это оружие? Знала ли она вообще о его существовании?

Пока я стояла в центре круглого ковра, полураздетая, в зеркальных бликах свадебного салона, – мой мозг впитал ту невзначай брошенную тетей фразу, как губка.

Поначалу я искренне радовалась грядущей свадьбе – ведь я выбрала всё это сама. Вовсю шли приготовления, и я не слышала ритуальных барабанов, под которые меня вели на алтарь исполнения традиционной женской роли. Перед свадьбой я несколько раз поругалась с мамой, потому что не хотела приглашать родню, с которой не общалась. Тогда-то и стало выясняться, что всё происходящее – не совсем про меня. Наша свадьба стала для женской части моей семьи чем-то вроде Луна-парка.

В день свадьбы, когда я вышла из машины и пошла под руку с Костей по Фурштатской во дворец бракосочетания, я увидела вдалеке нескольких родственников ‐– и вдруг испытала смутное желание спрятаться. Закрыть руками платье, забежать в ближайшую парадную, чтобы они не смотрели, не фотографировали, не трогали.

Мне полагалось светиться, купаться во внимании, – а я смогла расслабиться лишь под конец торжества, когда, сняв жмущие туфли, спряталась в компании нескольких подруг за углом ресторана, чтобы не увидели бабушки, и закурила. Только в этот момент я почувствовала себя – собой, а не языческим идолом в цветах, которого