Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова

– Она мне никакая! Я ее не просила рожать! И Наташке говорила, что ничего у нее с этим ее «любимым» не получится! Права я была?! Конечно! Наташки теперь нет, а этот сгинул, как черт перед заутреней!

– Ребенок-то чем перед тобой виноват?

– Да ничем! Обуза… Не могу, я, мам, понимаешь? Сил нет! Свои чудят… Не напасешься на них! Бьюсь-бьюсь, пытаясь хоть какую-то лишнюю копейку заработать, а все без толку! То один стекло в школе разобьет, то другая джинсы новые просит… А где я им столько денег возьму?! Нашли миллионершу! Отец-то их и в ус не дует! Зарплату получит и ходит гоголем! Я, мол, в семью все до копейки! А то, что там и вправду копейка, которую и не видать – так это его не волнует! Я на двух работах вкалываю, а он на одной устает – бедняжка! И работа-то – не бей лежачего! Сядут в кружок и в потолок плюют полдня, пока начальник по шее не даст! Тогда пойдут, поковыряются немного. И довольные! Как жить, мам?!

– Прости, дочка, что помочь тебе ничем не могу… А только сдавать в детский дом дите при живой родне – это грех!

– Грех этот, мама, не мой!

– Да кто ж спорит!

– Не смогу я ее полюбить, понимаешь ты это или нет?!

– А и не надо! Главное, чтобы в семье жила! Стыдно… Ох, Настя… Разве не ты говорила, что легче жить бы было, если бы тебя любили? Вот и ей надо, чтобы любили… Живая душа…

– Душа… Душу, мама, баснями о любви не накормишь, если она живая! Есть все равно попросит. А где взять? Не скажешь? Да и про любовь ты не очень-то рассуждай! Прошло то время, когда она мне нужна была! Баста! Выросла девочка… Поумнела…

Света из этого разговора, который слушала, забившись под бабушкину кровать, не поняла и половины. Но запомнила почти все. Воспитатели в детском саду всегда хвалили ее. Говорили, что память хорошая. Вот Света и старается. Слушает внимательно, а потом пересказать может все-все – слово в слово!

– Светка! Сколько можно звать?! Сейчас не появишься – голодная спать ляжешь! – тетя Настя снова появилась на крыльце, но ненадолго.

Бабушке опять было плохо, и ее стоны Света слышала даже в своем укрытии, хотя забор и лопухи были далеко от дома.

Ну и пусть голодная! Зато не битая! Знает Света, зачем она тетке понадобилась! Та с утра приказала Свете пол вымыть и ступеньки на крыльце. А Света забыла. Заигралась. Сашка ей свою старую машинку подарил, которая красненькая и без одного колеса. Но Света и такой рада! У нее игрушек немного. Старая кукла Маруська, которой бабушка платье сшила из носового платочка, пока еще не лежала и не плакала. И зайчик серенький с одним глазом. Его Света больше всех любит. А еще мамины бусики. Красивые! Синенькие! Маме их папа подарил. Так бабушка говорила. А еще говорила, что им грош цена в базарный день. Да только Свете все равно, сколько они стоят. Она раскладывает нитку с бусинами на ступеньках крылечка, и это у нее и море, и горы, и дракон, как в той книжке, которую брать нельзя с полки. Бабушка не разрешает! Говорит, что Света ее порвать может.

Это обидно! Света никогда книг не рвала! Они ей нравились! Даже те, что без картинок. Буквы она пока далеко не все знает, но три уже выучила. И когда видит их на грядках книжных строчек, очень радуется. Если их узнает, то и другие узнает тоже, когда выучит! Нужно только постараться немножко.

Вечер накрывает двор легким одеялом душной темноты. Звенят над ухом комары, и Света вздыхает. Идти пора. Поесть, наверное, уже не дадут, но тетя Настя уже несколько раз пробежала туда-сюда по двору, управляясь по хозяйству, а, значит, устала. На Свету у нее уже сил не останется. Поругается немножко и все.

Света вылезает из своего укрытия и топает к крыльцу. А там уже сидит на ступеньках хмурая тетя Настя.

– Явилась? Горе мое… Где ты лазила?! Вся чумазая… Иди в дом!

Света выдыхает. Нет, не будут ее сегодня больше ругать. Даже взрослые устают от крика. Можно пойти к бабушке, прижаться щекой к ее сухой горячей руке и подождать немного. Боль отступит, отпуская бабушку на время, и она пожалеет Свету. Это главное за весь день. Легкое касание, тихий шепот и слова…

– Люблю тебя, моя маленькая! Люблю…

Больше Свете никто таких слов не говорил. Мама не успела, а тетя Настя, похоже, и не знала их. Света как-то слышала, как она упрекала бабушку в том, что та «мелкой» их говорит, а «собственной дочери» ни разу не сказала.

Света ей не верит. Не может такого быть. Просто взрослые странные. Плохое помнят, а хорошее забывают почему-то. Света даже спросила как-то у тети Насти, зачем она так делает. Это же как болячку на ранке ковырять. Отдерешь корочку, и снова больно. И так много раз, пока не заживет совсем… Но даже когда заживет, если болячку отдирать все время, то шрам остается. Спрашивается – зачем тогда? А потому что «руки чешутся»! Так бабушка говорит и ругает Свету, когда она так делает. Интересно, а когда не любят, тогда что болит? Душа? Бабушка говорила, что это так. И что же тогда там так чешется, в этой душе, что хочется взрослым все время снова себе больно делать? Странно это…

Если бы Свету спросили, она бы сказала взрослым, что сделать надо, чтобы всем хорошо было. Бабушке – сказать тете Насте: «Я тебя люблю!» – и пожалеть ее, так как Свету жалеет вечерами. Это же так просто! Взять и пожалеть! А тете Насте… Разрешить бабушке это сделать… Тетя Настя сильная! И очень умная! Но Свете ее почему-то жаль… Ведь, судя по тому, что тетя Настя говорит, никто ее не любит… И не любил никогда. Врет, конечно, что совсем никто. Но и не плакала бы она по ночам в подушку, если бы любили! Света знает. Потому что сама плачет… Знает, что когда бабушки не станет, ее тоже никто любить не будет…

Бабушка погладила Свету по голове, сказала свои слова и отпустила.

– Иди, детка! Спать пора!

Света привыкла ее слушаться. Она разворачивается и уходит, не замечая, как бабушка крестит ее в спину, что-то шепча.

Очень хочется пить, и Света крадется на кухню, гадая, там ли тетя Настя.

Она