Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер

такую картину, глядя на которую Никки могла видеть и себя, и, в определенные моменты, Элая. Таким образом он навеки соединил и увековечил их в этом маленьком бесподобном творении невидимыми нитями искусства и чувства.

* * *

– Было трудно поначалу, повеситься хотелось, – делилась Никки на семейном ужине. – Но потом я… обтерпелась. Втекла, так сказать, в зарешеченную жизнь. Это было мое чистилище. Только находясь в таком месте, можно понять главную мораль жизни. А мораль эта заключается в следующем. Даже к куче навоза можно отнестись по-разному. Кто-то с отвращением отвернется от нее, чувствуя лишь ее тошнотворную вонь, а кто-то же увидит в ней потенциал для удобрения земли, источник жизни и роста. Так и с испытаниями, встающими на нашем пути. Можно позволить им сломить нас, увязнуть в негативе и разочаровании, а можно разглядеть в них возможности для развития, уроки, которые помогут нам стать сильнее и мудрее.

Кармэл с тихим обожанием смотрела на Никки, видя в ней новую, притягательную личность, расцветшую вопреки всем трудностям. «Неужели это моя дочь?» – пронеслось в ее голове. И в ответ мгновенно пришло: да, это она, повзрослевшая, мудрая, сильная духом Никки. Кармэл почувствовала, как гордость переполняет ее сердце, распирая его до краев. Особенно она была горда за то, как Никки защитила Калли. Своим поступком Никки доказала, что уже давно выросла в такого замечательного человека, просто никто этого, увы, не хотел замечать, никто не верил в нее.

Прошлая неприязнь к дочери казалась далеким сном, не имеющим ничего общего с реальностью. Все ссоры и обиды меркли перед сиянием любви, что внезапно вспыхнула с новой силой. В глубине души Кармэл выкристаллизовывалась клятва: пока бьется ее сердце, она больше никогда не допустит прежних ошибок, будет рядом с Никки, будет всегда поддерживать ее и любить безгранично.

Будьте уверены, все последующие годы Кармэл Дилэйн была верна своей клятве.

* * *

– Никак не могу в толк взять, отчего вы решили, что я виделась с братом? Кто вам сказал такую ересь?! – гневным тоном спросила Рэми.

Теперь и для нее настала пора допросов, домыслов и предубеждения. Фордж лично взял под свой контроль дело Элая Арлиц. Он же допрашивал всех, кто казался ему подозрительным.

– Я предположил, что Элай не просто так звонил тебе. Ранее он стал участником неприятной стычки с Никки, ему наверняка хотелось повидаться с кем-то, чтобы поделиться своими переживаниями. А кому еще он мог довериться, кроме тебя? Ведь вы с ним были очень близки, насколько мне известно.

– …Как вы узнали про звонок?

– Элеттра сообщила нам.

– Эл?! – Имя лучшей подруги, вылетевшее из уст Форджа, отозвалось в Рэми ударом в солнечное сплетение. Ее лицо напоминало в ту минуту серый холст, тронутый тенью страха и шока.

– Если бы твоя подруга не дала показания, то Никки до сих пор бы находилась в статусе несправедливо осужденной.

Рэми почувствовала, как дрожь пробегает по телу, хотя в помещении была духота. Паника сжала ее горло стальной хваткой, желудок свело от тошноты, а в сознании гулко отдавалось лишь одно слово: «Как?..»

– Рэмисента, вид у тебя неважный, – равнодушно отметил Фордж. – Все хорошо?

– Я хочу уйти. Отпустите меня! – потребовала Рэми, задыхаясь.

– Отпущу. Но ненадолго.

Фордж понимал, что Рэми может быть замешана в убийстве брата, но против нее не было никаких улик и свидетелей. Потому и оснований для того, чтобы задержать ее, он пока не имел. Ощущения Форджа базировались лишь на профессиональной интуиции. И интуиция подсказывала ему, что правда кроется не в прямых доказательствах, а в подтексте, в едва уловимых нюансах, в паутине человеческих взаимоотношений, которая окутывает это запутанное дело.

– Разве это возможно, Риннон? Наша дочь теперь подозреваемая?.. – спросил убитый горем Грэд Арлиц.

Риннон и хотела бы поделиться с мужем своими соображениями о произошедшем событии, но решила пощадить его чувства. Она всё вспоминала недавний разговор с Рэми.

… – Но даже если я и виделась с Элаем, то зачем же мне нужно было убивать его? За что?! Как я могла это сделать?! И как ты можешь в это верить? – говорила ей дочь.

– Значит, вы виделись?! Но почему ты молчала об этом? Чего ты боялась? Почему мы все до сих пор думали, что Никки – последний человек, который видел твоего брата живым?!

– Мама, я не убийца!!! – кричала Рэми, заламывая руки. – Что же мне теперь делать? Кто мне поверит, если даже ты сомневаешься? Так матери не поступают… Неужели все, чему ты меня научила, ничего не значит? Ты не видишь во мне ту, кого воспитала? Почему ты не чувствуешь, что я говорю от чистого сердца?

…Тогда Рэми удалось убедить мать в обратном. Она вела себя очень напористо, играя на материнских чувствах и используя ее слабости против нее. И все же Риннон нужно было высказать кому-то свои мысли и опасения. Для этого она приехала в клинику Сандры Крэнстон.

– Сандра, я должна это спросить. Я не могу больше держать это в себе. Ты давно наблюдаешь Рэми. Скажи, теоретически… могла ли она… Могла ли моя девочка убить своего брата?

Сандра тяжело улыбнулась.

– Я давно хотела поделиться с тобой своей ужасной догадкой. Понимаю твое потрясение. Это естественно, учитывая обстоятельства… Изначально твоя дочь казалась чрезмерно хрупкой, беззлобной и какой-то потерянной, что ли. Ее рассказы о безграничной любви к старшему брату вызывали лишь умиление. Однако со временем в этих рассказах начало проскальзывать кое-что нездоровое. Рэми идеализировала Элая, ставила его интересы выше собственных, ревновала его к друзьям и девушкам.

Сандра на минутку остановила себя, чтобы дать Риннон возможность обмозговать услышанное. Она была готова в любой момент прекратить этот разговор вообще, если бы миссис Арлиц того потребовала. Но Риннон геройски держалась и постоянно кивала головой в знак согласия, поскольку Сандра излагала все то, что уже давно было ей известно. Просто мать Рэми боялась признаться в этом самой себе, нерушимая любовь к дочери мешала ей быть объективной.

Сандра продолжила:

– Для всех она была тихой, незаметной, живущей в тени своего харизматичного брата. Но что, если эта тишина была лишь маской, скрывающей бурю эмоций? Что, если за нежной заботой Рэми скрывалась патологическая зависимость, неспособность разделить брата ни с кем? Рэми тяжело переживала утрату, но в ее горе было что-то странное, отстраненное. Что-то в ее взгляде, в мимолетных обмолвках не давало мне покоя. И, хотя я не могу дать тебе гарантий, основываясь на моем опыте работы с ней, я считаю маловероятным, что Рэми не причастна к смерти твоего сына.

Вот