Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер

глядя пустыми глазами в одну точку. Она хотела бы умереть в этот момент, потому что боялась жить дальше, зная, что ждет ее впереди. А впереди – пустота. Ни поддержки, ни понимания, только позор, отвержение, осознание содеянного и безграничное раскаяние, которое уже ничего не исправит.

– Калли, ты мне очень нравилась, – неожиданно тихо и миролюбиво произнесла Рокси. – Я надеялась, что наша дружба продлится долго, но твой мерзкий поступок стал камнем преткновения, который разбил ее вдребезги. Я до сих пор не могу понять, что двигало тобой в тот момент.

– И не поймешь! Потому что для этого надо оказаться в моей шкуре, прожить мой день, прочувствовать каждый удар моей судьбы! Ты видишь лишь верхушку айсберга, последствия моих решений, но не знаешь, какие бури бушевали внутри меня, прежде чем я пришла к этому. Тебе справедливости захотелось?! Так вот знай, твоя справедливость стала пулей, что убила меня. Я и так была на грани, а теперь…

Калли не смогла договорить, непролитые слезы душили ее. Она ушла. Рокси озадаченно смотрела ей вслед, мучаясь теперь из-за нового, внезапно родившегося чувства. Уэллер поняла, что она, очарованная своим благочестивым мотивом разоблачить лгунью, сама же сделала что-то плохое и непоправимое.

* * *

Мысль о том, что мать узнает правду, была невыносима. Калли молилась, чтобы это осталось ее тайной, ее грязным секретом, который она унесет с собой в могилу, лишь бы только не увидеть в глазах Мэйджи укор.

Калли пошла к Рокси сразу после того, как приехала из Мэфа. После этой встречи ей предстояло вернуться домой. И вот шла она теперь к себе, предварительно заглянув в магазин, и думала, говорила ли Кармэл с ее матерью, или нет? Если говорила, то как быть дальше? Как защититься? А если мать до сих пор ничего не знает, то, может, стоит самой ей все рассказать, чтобы будущий разговор с Кармэл не стал для нее неожиданностью? Ну а как такое сказать? Как… Жизнь Калли сузилась до размеров давящей клетки, в которой не было места ни надежде, ни спасению.

Мэйжда встретила ее спокойно, без каких-либо вопросов и обвиняющего взгляда. «Значит, Кармэл решила повременить», – поняла Калли. На долю секунды она расслабилась, но потом напомнила себе о втором варианте развития событий. Если мать пока ничего не знает, нужно самой во всем признаться. Снова к Калли вернулся страх и все его побочные явления.

Калли поставила сумки с продуктами на стол.

– Вот, тут все, что ты любишь. Клубничное молоко, пончики… – Собственный голос звучал чужим и предательским, выдавая дрожью скрытую панику.

– Где ты все это взяла? – спросила Мэйджа, равнодушно глядя на покупки.

– В магазине. Где же еще?..

– Ну, не знаю. Ты могла проникнуть в чей-то дом, обчистить чужой холодильник. Ведь воровать – это для тебя привычное дело.

Все… Калли испытала ощущение, подобное тому, которое возникло бы у раненого человека, если бы ему кто-то неожиданно, зверски содрал пластырь с его свежей раны. Лицо Калли исказилось, словно отражение в кривом зеркале. Румянец, еще недавно горевший на ее щеках, мгновенно угас, оставив пепельный оттенок. Но постепенно в Калли начало пробиваться другое чувство. Какое-то неизъяснимое, особенное удовлетворение. Правда вышла наружу без участия Калли, лишив ее мучительной необходимости самой произносить эти слова.

– Мама, тебе нельзя волноваться.

– Да, нельзя, но из-за тебя я буду. Из-за тебя я, скорее всего, не доживу до конца этого дня, потому что переварить такую новость тяжело. Просто невозможно! – надрывно прокричала Мэйджа. – Вот, значит, как ты заработала все эти деньги?! Труженица проклятая!

– Я пыталась заработать деньги честным путем. Но если бы я продолжила это делать, то тебя бы уже не было.

– Да я лучше умру, чем буду знать, что моя дочь пошла на такое! Мне же так плохо было, что я даже не думала о том, как ты раздобыла такую сумму. И ты, бессовестная, воспользовалась этим! Радуйся, что Кармэл, по старой дружбе, ограничилась лишь тем, что выдала тебя только мне. Она понимает, что будет со мной, если эта новость дойдет до полиции. Ей жаль меня. Все меня жалеют, но только не ты! Эти деньги… они для меня теперь как проклятие. Каждая таблетка, каждая капельница – напоминание о твоем унижении. Как ты смотрела людям в глаза? Что ты чувствовала, когда брала чужое? Неужели моя жизнь стоит такой цены?!

– Я боялась потерять тебя. Все мои действия, все то, за что ты меня осуждаешь, было продиктовано лишь одним: желанием видеть тебя живой и здоровой, – говорила Калли со стальной непоколебимостью. Она как-то резко преобразилась, от былого страха в ней и намека не осталось. Ей теперь хотелось живо отстаивать свою позицию, при этом она прекрасно понимала, что каждое ее резкое слово будет иметь далеко идущие последствия. – И пусть весь мир осудит меня, пусть клеймит воровкой – я готова принять любое наказание, лишь бы ты была рядом, мамочка. Ведь что значат все эти моральные принципы, все эти законы, когда речь идет о жизни самого дорогого человека?

– Калли… я благодарна тебе за все, за то тепло, которым ты щедро делишься. Но, к сожалению, есть вещи, которые причиняют мне боль. И хотя я понимаю, что ты поступила из лучших побуждений, прошу тебя, больше не делай этого. Это не приносит облегчения, а лишь добавляет страдания. Мы сможем все преодолеть и двигаться дальше, но только если ты прислушаешься к моей просьбе, – слова матери вырывались сбивчиво, слезы застилали ей глаза.

– Я знаю, что поступила неправильно. Но, мама, пойми, я была в отчаянии. Я не видела другого выхода. И если бы мне пришлось повторить это снова, я бы сделала это, не задумываясь. Потому что ты – моя жизнь, мой свет, моя единственная опора… Может быть, когда-нибудь я смогу искупить свою вину. Может быть, я смогу сделать что-то по-настоящему хорошее, чтобы хоть немного уравновесить чашу весов. Но пока я просто буду рядом, буду любить тебя и заботиться о тебе до последнего вздоха.

Вдруг с Калли произошло то, что ее обычно настигало в самые тревожные, тяжелые периоды жизни. Воздух, казавшийся таким доступным мгновение назад, превратился в драгоценный эликсир, за который ей пришлось отчаянно бороться. В ушах звенело, зрение моментально ухудшилось, превратив мир вокруг в размытый, дрожащий туннель. Еще немного – и тьма поглотит ее сознание.

– Калли! – испугалась Мэйджа. – Дитё мое… Ну что ты? Успокойся, сядь…

Мать усадила Калли на стул, кинулась к графину с водой, стала судорожно наливать воду