Свента - Максим Александрович Осипов

В Интернете отыщется все: тридцать три сантиметра – 47-й размер. “Стопа россиян в целом чуть шире в пучковой части, где косточки, и выше во взъеме, можно сказать – поразлапистей”, – интервью с итальянцем, директором дома обуви, кто-то очень недурно его перевел. А вот и статистика: 47-й и выше размер встречается лишь у каждого сотого из взрослых мужчин. Каков шанс того, что именно у двоих люксембургских жителей 47-й? Если подумать, сосредоточиться, можно было бы сосчитать, но ему плохо думается.

Саша бродит по городу и смотрит на ноги людей. Даже когда Святослав заходил – забрать инструмент, – Саша взглянул на его ботинки – большие, надо сказать. На кладбище идти боязно, хорошо бы установить камеру – такую желательно, чтоб работала в темноте. Могут ли они предпринять еще одну вылазку? Грищенко утверждает, что нет. Саша встречается с ним регулярно – спрашивает, движется ли расследование.

– Это слово по-белорусски пишется через “ы”, – последнее открытие Грищенко.

“Это слово” – да-да. Поищите среди белорусской диаспоры. Скоро, он ждет, Грищенко сделает и другое открытие: что свастика – древний индийский символ чего-то там – Солнца, благополучия. Разговоры их превращаются в переругивание: Саша грозит опубликовать фотографии, Грищенко жалуется на невыносимые условия труда, а то, заикаясь, рассказывает истории, которые вряд ли выдумал – он не кажется человеком с фантазией, – но которые и на правду похожи отнюдь не всегда.

Например, в соседнем районе сын какого-то очень большого начальника застрелил четверых и пытался от трупов избавиться (сжечь), был пойман за этим занятием, и теперь следователям названивают из Москвы, просят войти в положение: молодой человек ошибся, запутался. – К чему он, однако, ведет?

– Александр Яковлевич, у вас никого не убили, даже не изнасиловали. – “Изнасилывали”, так Грищенко произнес.

Еще он сказал: “нам здесь жить”. Или “вам здесь жить”? – близкие, но такие разные фразы по смыслу, Саше придется услышать ту и другую не раз, как и про дестабилизацию обстановки: “Мы отрабатываем все версии”, – права была Эля, прав Анатолий Васильевич – не найдут.

Саша сгребает в кучу состриженную траву, поджигает ее. Зола – идеальное удобрение для розы, а на зиму ее лучше всего укрывать дубовыми листьями, они не гниют и замечательно держат тепло – знание такого рода раньше доставляло ему удовольствие, как средство сцепления с жизнью (с “реальной жизнью”, как говорят), но теперь рутина – обрезать сирень, слить на зиму воду из уличных труб, поливальную бочку перевернуть, заткнуть продухи – причиняет тупую боль: зачем, для кого? Он и немецкий забросил. Чем-то надо, однако, занять свой день: алкоголь потреблял он всю жизнь только изредка, в малых количествах, и из вредных привычек имел лишь одну – шахматы в интернете – как семечки, чипсы, как сладкая вата – до тошноты.

Играть его научил, разумеется, Яков Григорьевич – показал ходы. Сам он очень неплохо в шашки играл, стоклеточные, – была когда-то у Якова Григорьевича мечта: стать мастером по игре в шашки, отправиться на международный турнир и остаться, сбежать, но мастером он не стал. В школьные годы Саша учился в кружке МГУ: этюды решал, изучал дебюты и окончания, ходил на матч претендентов Карпов – Корчной (чемпионом в то время был Фишер) – играли в Колонном зале Дома Союзов, и Саша, один из немногих, болел за Корчного – тот был старше, проигрывал, и в нем ощущался надлом. Как, по словам его школьного друга, опыт жизни в СССР затем лишь и нужен, чтоб жить в СССР, так и шахматы учат только тому, чтобы лучше играть в них: занимаясь ими всерьез, не станешь ни математиком, ни поэтом, ни тем более – здравомыслящим человеком, разве что силу характера разовьешь. Тот же Фишер себе удалил зубные коронки и даже остатки зубов, поскольку решил, что дантисты-евреи разместили подслушивающие устройства у него во рту – псих ненормальный, но в твердости убеждений ему отказать нельзя.

А еще, когда Саша учился в десятом классе, в школу к ним приезжал Ботвинник. “Михаил Моисеевич, – спросили его, – как вы относитесь к поступку Корчного?” (Тот осуществил мечту Якова Григорьевича – удрал из страны.) Ботвинник ответил: “Так же, как вы”, – и ребята, часть из них, но большая, долго ему аплодировали, и в сеансе одновременной игры Саша едва не сделал с Ботвинником ничью.

Словом, способности к шахматам были какие-то, кое-какие, и вот чем они обернулись: Саша лежит на широкой кровати или сидит за столом и целыми днями играет блиц – против соперников со всех концов света, в сети их десятки, возможно, и сотни, тысяч.

Контроль времени – три минуты, максимум пять, дольше нельзя: каждый каждого подозревает в нечестности, в использовании программ, которые уже сильней Фишера, противники подбираются случайно, по рейтингу, он у Саши довольно высокий, более 1900. Соперник из Ливии, а следующий из Албании – что там творится? – Саша охотно вступил бы с каждым из них в диалог, но отвлекаться не принято. Только украинцы, увидев русский флажок рядом с его фамилией, иногда пишут: “С оккупантами не играю”, – что им ответишь? Саша против того, что делается его именем, но что он предпринял – спрятался в частную жизнь? Добрый немец, good German, – есть в английском определение, как раз для таких, как он.

Западные европейцы и американцы, попав в заведомо проигрышное положение, быстро сдаются, хотя и не все – некоторые доигрывают до голого короля, неспортивное поведение. Хуже – арабы, индийцы, греки, особенно те, у кого рейтинг пониже, придумывают всякие трюки, но опять-таки, если мы признаём, что ответственность может быть только личной, лучше о национальном характере не рассуждать.

Саша, полуодетый, на кухне, перед ним недоеденная яичница, остывший чай. На экране противник из Сирии, Саша играет белыми, быстро-быстро они шлепают фигурами по доске. Эх, отключился сириец, связь прервалась, через тридцать секунд ему будет засчитано поражение. Не станем ждать тридцать секунд, прервем партию, тем более что у сирийца никак не хуже позиция. Между прочим, Левант и есть Сирия, Ханаан. Сириец вернулся, благодарит: thx, предлагает добавить в друзья. Где он, в окопе сидит? – Нет, – смайлик, – в Германии. Давай еще одну? – Саша загадывает: если удастся выиграть, то найдут. Проиграл. Что, до трех?

Звонит Эля, он отвечает ей односложно, она слышит щелчки, сопровождающие каждый ход, он обещает перезвонить, забывает свое обещание, она обижается. Она ненавидит его привычку, да Саша и сам бы рад избавиться от нее, но