Я и моя судьба - Лян Сяошэн

– Недорого, – ответил Сян, – я взял это в аренду на полдня, причем по дружеской цене. Тут дело не в экономии, а в том, чтобы всех удивить!

Услыхав, что тратиться на это особо не пришлось, мама Сяна обрадовалась еще больше и похвалила его от всей души.

Перед самым началом свадебной церемонии Сян преподнес мне и своей матери еще один приятный сюрприз – он пригласил на торжество известного писателя Е Синя. Едва тот появился, раздался шквал аплодисментов, и все бросились к нему фотографироваться.

Мама Сяна от волнения едва не расплакалась – она и ее сестры относились к той самой образованной молодежи, которую в годы «культурной революции» отправляли на учебу по деревням, именно о судьбах такой молодежи писал Е Синь, который прославился своими романами на всю страну и был любимейшим кумиром образованных шанхайцев. Изначально он должен был сидеть за столом вместе с дядюшками, но Сян уступил настойчивым просьбам своей матушки и переместил именную табличку Е Синя на стол, за которым сидели мама и три его тетушки. Не успел писатель присесть, как четыре его ровесницы тут же принялись брать у него «интервью». Одна спрашивала, над какой книгой писатель работает в последнее время. Другая интересовалась, когда он снова посетит провинцию Гуйчжоу. Женщины были на седьмом небе от счастья.

Я тоже была счастлива – ведь господин Е Синь пришел на нашу свадьбу в качестве свидетеля! Похоже, он с легкостью на это согласился. Пускай он являлся свидетелем лишь номинально, думаю, за всю свою жизнь раз десять ему все-таки приходилось брать на себя эту роль. И как же я могла не радоваться, что теперь именно он выступал свидетелем на свадьбе такой заурядной и простой девушки, как я? А еще меня приятно удивило то, что в годы «культурной революции» Е Синя отправили в деревню, которая находилась не где-нибудь, а в моей родной провинции Гуйчжоу, что делало его еще роднее. Если бы не это обстоятельство, то каким бы знаменитым писателем он ни был, я бы просто посчитала его присутствие на свадьбе за большую честь, но у меня бы не возникло к нему такого чувства близости. Внезапно я поняла, в чем заключалась хитрость Сяна, – ведь его маму и вторую тетушку тоже отправили на перевоспитание в Гуйчжоу, поэтому те, скорее всего, решили, что Сян пригласил Е Синя именно ради них.

Сразу после завершения церемонии бракосочетания началось театрализованное представление. В нем участвовали профессиональные актеры Шанхая самого высокого уровня. Сян подвел меня к родительскому столу и, поблагодарив Е Синя, намекнул, что он может идти.

Однако писатель никуда уходить не собирался:

– Не переживайте, я свободен. Отличное представление, я досмотрю.

И тут же, обращаясь ко мне, добавил:

– Вы напомнили мне одну девушку из гуйчжойской деревни, в которой я когда-то жил.

Его слова согрели мое сердце, на какой-то момент я даже потеряла дар речи и только улыбалась в ответ.

Он смотрел на меня и тоже улыбался, как добрый родственник, и это произвело на меня сильное впечатление.

Мама тут же подняла свою рюмку, чтобы выпить за господина Е Синя.

Вторая тетушка сказала:

– Мы с вами словно родные, а вы двое так и вовсе оказались в те годы в одной волости, можно сказать, свои в доску, почему бы по этому поводу не выпить на брудершафт?

– Поддерживаю, – засмеялся Е Синь.

Вечером, когда мы уже оказались в комнате новобрачных, Сян мне сказал:

– Прости, если что-то было не так.

– Что ты такое говоришь, я и во сне не мечтала о такой свадьбе, все было чудесно!

Сян тоже не ожидал, что свадьба пройдет настолько оригинально. Он поручил друзьям добавить лишь чуточку иностранного колорита, те же отнеслись к делу со всей серьезностью. А когда за дело берутся профессионалы, то пространство преображается покруче, чем при съемках фильма.

– Моя мама в школьные годы ходила в драмкружок, – признался Сян. – Она прекрасно пела и танцевала. Ее отправили в деревню на учебу, и там она влюбилась в моего отца. Отец в свое время состоял в драмкружке при Фуданьском университете и даже играл роль одного из братьев в пьесе по роману Ба Цзиня «Семья»[97]. Но поскольку он позволил себе лишние высказывания, его отправили на перевоспитание в Гуйчжоу. Из-за любви к моему отцу маму исключили из агитбригады. У родителей не было возможности сыграть свадьбу, и это стало маминой болевой точкой. Поэтому наша свадьба стала своего рода исполнением ее девичей мечты. Если счастлива она, должны быть счастливы и мы, верно я говорю?

Слова Сяна звучали убедительно.

– Верно, – откликнулась я.

Он собирался сказать что-то еще, но я запечатала его рот поцелуем.

В ответ он взял меня на руки и осторожно положил на кровать. Он действовал как настоящий джентльмен, все его движения соответствовали сюжету свадьбы.

Я указала на дверь.

Закрыв ее, он тотчас отбросил утонченность, я тоже забыла про смущение. Хотя мы занимались этим далеко не в первый раз, возможно, из-за нового статуса молодоженов наши чувства обострились, перейдя в необузданную страсть. После того как цунами миновало, я в который раз вспомнила фразу «человек – это совокупность всех общественных отношений» и подумала о том, что я вдруг породнилась с жительницей Шанхая, которая стала моей матерью, более того, теперь мне придется еще троих женщин называть тетушками. Я вдруг осознала, что нас ведет судьба, меня не покидало ощущение, что все в нашей жизни уже предопределено.

Мою свекровь звали Сунь Лихуа.

Ее родители надеялись, что вторым ребенком у них будет мальчик, поэтому, когда снова родилась девочка, ей, то есть старшей тетке Сяна, выбрали имя Литин, что на слух звучало как «остановись». Пока родители ждали мальчика, упорство сестер брало верх, и у Сяна появилась средняя тетка по имени Лицзе, что звучало как «пресекись». Но девочки в их роду не только не «пресеклись», но продолжали рождаться на свет с завидным упорством, поэтому Сян обрел еще и младшую тетку по имени Лицзюань, что звучало как «выбрось». За такое упорство последовало наказание, и когда младшей сестре исполнилось несколько месяцев, ее «выбросили» в семью дяди. К счастью, там к ней относились как к родному ребенку, поэтому девочка не только не испытывала недостатка в любви, но еще и превратилась во всеобщую любимицу. К тому же благодаря юному возрасту впоследствии ей удалось избежать кампании «ввысь в горы, вниз в села»[98], в итоге она, что называется, стала рыбой, выскользнувшей из сети. Интересно, что «выброс»