Я и моя судьба - Лян Сяошэн

Шанхае я буду работать, рожать детей, растить их и заботиться о муже, так что… Но разве у нас с тобой нет мобильников? К тому же в будущем сообщение между городами станет еще удобнее, мы сможем летать друг к другу на самолете, стоит кому-то соскучиться, в тот же день прилетим…

В итоге я тоже расплакалась, теперь уже Цзюань успокаивала меня, напоминая, что мы с ней еще и деловые партнеры и, независимо от местоположения, связаны одним делом…

К моему возвращению в Шанхай Сян уже успел вернуться домой из Шэньсяньдина.

Он сказал, что мы поступили правильно, направив сопровождать детей его, а не меня – едва он приехал, как его тут же атаковала моя вторая сестра. Она была буквально одержима, как бы ей сблизиться с Чжан Цзягуем, и укоряла меня за то, что я пренебрегла ее просьбой и так и оставила ее без ответа…

– Ты должна хорошенько уладить это дело, твоя вторая сестрица очень недовольна, – терпеливо наставлял меня Сян.

– Совершенно очевидно, что ее чувство не находит взаимности, брат Чжан нисколечко в этом не заинтересован. На что, собственно, она надеется?

– Это твоя сестра, а не моя, я тут вообще ни при чем, – недовольно откликнулся он.

Заметив, что поездка в Гуйчжоу его расстроила, я виновато сказала:

– Прости, что причинила тебе неприятности…

На миг он обомлел, потом обнял меня и со вздохом сказал:

– Та фраза про то, что «человек – это совокупность всех общественных отношений», относится и ко мне тоже. Раз уж теперь мы муж и жена, я не могу оставаться в стороне.

– А ты-то думал, что я единственная дочь мэра из известной семьи? – с улыбкой проворчала я.

– Когда мы знакомились, ты подробно не посвящала меня в хитросплетения своих социальных отношений, – горько усмехнулся он.

Вечером, когда мы уже лежали в постели, он снова завел разговор про моих родственников:

– Одно дело, когда я просто был фотографом, увлеченным борьбой с бедностью. И совсем другое, когда я собственными глазами увидал бедных крестьян из горной деревни, которые к тому же стали моими родственниками. Как, кстати, мне называть твою вторую сестру, Вторая сестра? Было так странно, когда я так ее называл…

Мне показалось, что он хотел меня как-то задеть, но я на это не поддалась.

– У нас вот-вот закончатся те пять тысяч, что присылала нам Цзюань, – продолжил он.

– Завтра же пойду искать работу, и твоя помощь мне не нужна, – ответила я и перевернулась на другой бок.

Он хотел было меня обнять, но я его оттолкнула.

Я плакала из-за своей «совокупности социальных отношений», а также из-за того, что люди – это животные, которые весьма избирательно плетут свои социальные сети. Что касается передряги, в которую угодил начальник Ли, то Сян об этом знал – как и брат Чжан, он тоже считал, что хорошие друзья – это судьба, и что просто так друзьями не бросаются. Это говорило о том, что отношения с начальником Ли он строил по-людски. Вместе с тем ему было сложно принять подарок судьбы в лице моей второй сестры, которая вдруг стала ему свояченицей.

Но примерив эту ситуацию на себя, я его поняла и простила.

В конце концов, все мы прежде всего люди, поэтому следует быть терпимее как к другим, так и к себе.

Я всюду разослала свое резюме и дней пять колесила по всему Шанхаю, изо всех сил стараясь себя предлагать. Именно так – чтобы жить дальше, я безо всяких учителей научилась себя предлагать, причем делала это прекрасно и безо всякого пиара.

Оказывается, много чего в жизни можно освоить самостоятельно. Осознав это, я больше не чувствовала себя неполноценной из-за недополученного образования. Думаю, мои способности к самопрезентации никакого отношения к генам не имели, мои родные родители уж точно не передали бы мне этого качества. Очевидно, оно было приобретенным, с другой стороны, ни мои приемные родители, ни муж, ни Ли Цзюань, ни брат Чжан не могли похвастаться тем же – как же я этому научилась? Меня это удивляло и радовало – хоть какой-то талант лучше, чем ничего.

Наконец я нашла весьма достойную работу – устроилась сотрудницей в отдел кадров инвестиционной компании «Миндэ». Эта компания была открыта тайваньцами, говорили, что ее боссу уже за семьдесят, но он продолжал разъезжать между Тайванем и Шанхаем, оставаясь председателем правления многочисленных дочерних компаний. Название шанхайского филиала «Миндэ», очевидно, было сокращением от известного четырехслога «Дамин миндэ», который означал «Проявлять высшую добродетель».

На собеседовании мои ответы всем понравились – один из интервьюеров даже мне шепнул, мол, можешь сегодня спать спокойно.

Однако, когда в указанный день я с извещением о приеме на работу явилась в компанию, ситуация изменилась – какой-то незнакомый мужчина сказал, что я могу работать лишь администратором в вестибюле, а на место, куда метила я, уже взяли более подходящую кандидатуру. Таким образом, у меня осталось два варианта: либо искать другую работу, либо стать администратором.

Мое настроение упало.

– На зарплату это не повлияет, – сказал мужчина.

Тогда я решила остаться – компания располагалась недалеко от дома, можно сказать, в шаговой доступности, полчаса пешком. К тому же зарплата меня вполне устраивала. Компания располагалась в старом особняке европейского типа, вестибюль, в котором мне надлежало работать, выглядел вполне уютно, однако моя работа была монотонна и однообразна – я просто сидела с прямой осанкой за стойкой регистрации, при этом мне не разрешалось ни читать, ни тем более дремать. При появлении работника мне следовало попросить его показать пропуск. Если же приходил кто-то из клиентов, мне следовало улыбнуться, спросить о цели визита, узнать, нужно ли записать его на прием, и любезно попросить его зарегистрироваться.

Прямо за моей спиной висела огромная фотография – на ней был изображен пожилой тибетский монах с непокрытой головой, который, опираясь на посох, брел по снегу. По обе стороны от него шли штук семь собак, на вид совершенно диких. Две из них, одна слева, другая справа, задрав морды, смотрели на монаха. Явно, что он шел откуда-то издалека: следы позади были частыми и неровными, это говорило о том, что путник еле-еле держится на ногах. На руке, которой он опирался на посох, выпирали суставы и вздувались вены, казалось, она высохла до костей, и теперь ее покрывала лишь тонкая сухая кожа. Судя по откинутому назад подолу бордовой монашеской рясы, дул сильный ветер – торчавшие из-под снега корявые стебли полыни пригнулись в одну сторону. Лица монаха было не разглядеть.

Это была увеличенная версия фотографии Сяна, она встречалась мне в его портфолио.

Сидя за