Книга Гусыни - Июнь Ли

как его поощрить, далее последовали замыслы, как заставить его страдать. Порой, когда Фабьенна диктовала эту историю, я не могла удержаться от смеха над всеми тремя: какие глупые девушки, какой глупый мужчина.

По вечерам мы регулярно ходили к месье Дево. Он вкрутил в своем доме несколько лампочек поярче, а в буфете у него была еда лучше, чем в доме Фабьенны или в моем. Но угощение было для нас не так важно. По словам Фабьенны, мы ходили туда как равные ему. Гостеприимство было его долгом; мы ели у него только для того, чтобы подтвердить это.

Месье Дево принимал нас радушно. Да и как иначе? По вечерам ему почти нечего было делать – только писать стихи и читать голубям, которые проявляли бы к нему столько же интереса, если бы он осыпал их оскорблениями. Фабьенна расспрашивала месье Дево о его школьных годах и о городах, в которых он побывал. О театрах, мюзик-холлах и кинотеатрах. О ресторанах и танцах. О его друзьях. О том, как люди развлекаются. Как вступают в брак, какие интрижки заводят вне брака, какие размолвки случаются между парами и друзьями. Он рассказывал нам о том, что видел в своей жизни, а также о том, что читал в своих книгах.

Я всегда знала, что Фабьенна может заставить меня рассказать ей все что угодно, но это потому, что мне никогда не хотелось что-либо скрывать от нее. Теперь я увидела, что и с месье Дево она может делать то же самое. Она не донимала его и не умоляла. Она спрашивала, и он давал ей то, чего она хотела. Единственная разница между ее отношением ко мне и к месье Дево заключалась в том, что она нечасто называла его идиотом в лицо. Возможно, эти двое были равны, но мне было до них далеко. Эта мысль несколько дней не давала мне покоя, пока я не нашла способ убедить себя, что это не так. Пусть месье Дево и знал о мире больше, чем я, но он не знал, как быть настоящим другом Фабьенны: оставаться неподвижным в ее тени, быть таким же пустым, как воздух вокруг нее, и быть с ней повсюду. Месье Дево постоянно стремился доказать свое превосходство. Я понимала, что его дни сочтены.

Месье Дево вырос рядом с Парижем и в юности проводил время в городе. Как он оказался в нашей деревне и женился, он не объяснил. Иногда он закрывал глаза, описывая какой-нибудь парижский общественный сад или реку, где рыбачил с друзьями. Иногда открывал атлас и показывал нам озеро или городок. Однажды, описывая пьесу, которую он назвал небольшим шедевром, месье Дево вдруг прервался и посмотрел на нас, а затем поинтересовался, не считаем ли мы его занудой. Фабьенна ответила: «За кого вы нас принимаете? За идиоток, которые хотят умереть от скуки?»

Мне монолог месье Дево и впрямь показался занудным, и позже я спросила Фабьенну, что такого интересного она в нем нашла.

– Мне интересен не он, а то, что он знает, – ответила она.

– Почему? – спросила я.

– Мы хотим знать, как живут другие люди.

– Почему мы хотим это знать?

– У нас с тобой недостаточно опыта, – пояснила она.

– Недостаточно опыта для чего?

– Для того чтобы писать наши книги, глупышка.

Я не могла дождаться, когда Фабьенна потеряет интерес к нашей игре в писательство и мы перестанем посещать месье Дево. Я скучала по дням, когда мы бесконечно несли чепуху или лежали на кладбище, не двигаясь и не произнося ни слова.

♦

Однажды днем мужчина, с которым мы познакомились в Париже, месье Шастен, приехал в деревню вместе с месье Перре, который водил нас знакомиться с издателями. Мужчины сначала заглянули на почту, а затем пришли к нам домой в сопровождении месье Дево. Мать была в огороде, а отец прибивал к стене сарая расшатавшуюся доску. Я переодевалась из школьной формы в комбинезон, чтобы заняться работой по хозяйству – чисткой крольчатника и курятника, – когда прибыли гости. Стоял чудесный июньский день, после ночного дождя на небе не осталось ни облачка. Я не обращала внимания на небо до тех пор, пока передо мной не встали полукругом эти трое мужчин, чьи лица под шляпами выглядели суровыми, а за ними сияло небо, скорее белое, чем голубое. Всю жизнь, начиная с того дня, я обращала особое внимание на небо, когда происходило что-то важное. Близкие тебе люди могут исчезнуть в следующий момент, но небо всегда здесь, независимо от того, есть у тебя крыша над головой или нет.

Я засунула вспотевшие руки в карманы. «Парижане приехали сказать мне, что я их обманула», – подумала я. Я всегда знала, что месье Дево нельзя доверять.

– Помнишь меня? – спросил месье Шастен, как будто я была пятилетним ребенком.

Я ответила: «да». Это он попросил меня писать, пока он будет курить.

– Месье Шастен здесь, чтобы обсудить кое-что с твоими родителями, – сказал месье Дево. – Он хотел бы опубликовать твою книгу.

Месье Шастен протянул мне руку для рукопожатия. Я вытерла ладони о комбинезон, прежде чем подать ему руку. Где была Фабьенна? Я всегда оказывалась рядом, когда она во мне нуждалась, но сейчас, когда она была так нужна мне, ее нигде не было видно. Мы не обсуждали, что станем делать, если парижские издатели заинтересуются нашей книгой.

Месье Дево многозначительно посмотрел на меня, но я не поняла, что означает его взгляд.

– Аньес, пусть ты и взволнована, но не забывай о хороших манерах, – сказал месье Дево.

Я поблагодарила месье Шастена и сказала, что позову родителей.

– Ваша дочь написала потрясающую книгу, – сообщил месье Шастен моим родителям, когда взрослые уселись в доме. Я стояла у двери, готовая сбежать, если что-то пойдет не так. – Мы хотели бы опубликовать ее и пригласить Аньес в Париж на встречу с прессой в сентябре.

По глазам родителей я видела, что они стараются быть вежливыми, несмотря на то, что им неловко. У нас на ферме никогда еще не бывало так хорошо одетых гостей, и мои родители, как и большинство тех, кого я знала, не доверяли горожанам. Отец переглянулся с матерью и спросил меня, что я думаю об этом приглашении.

Родители никогда не были ко мне жестоки. Возможно, они всегда были слишком усталыми, чтобы что-то чувствовать. Разумеется, они желали мне самого лучшего, но того же они хотели для каждого из своих детей. Никто не может помешать вам хотеть чего-то для своих детей, но большинство ваших желаний никогда не