Всадник без головы. Морской волчонок - Майн Рид

Все подтверждало мою догадку. Капитан поднялся по сходням и по-хозяйски, тоном, не допускающим возражений, начал распоряжаться.

Опять появились шансы. Попробуем. Я робко поплелся за ним. Он разговаривал с одним из насмешников.

Отстранив матросов, которые пытались меня задержать, я догнал капитана у самой каюты и схватил за рукав.

Он с удивлением обернулся. Коротко изложив свою просьбу, я замер в ожидании ответа. Капитан рассмеялся и подозвал добродушного, как мне показалось, матроса:

– Уатерс, взвалите этого карапуза на плечи и отнесите его на берег!

Больше ни слова. Капитан спустился по винтовой лесенке.

Матрос сгреб меня в охапку, сбежал по сходням и, как щенка, опустил на камни набережной.

– Ты бойкий мальчишка, – сказал он, потрепав меня по щеке. – Но запомни совет Джека Уатерса: оставайся подольше дома. Берегись соленой воды. Хоть ты и мал, но пригодишься акулам на закуску. Кстати, ты не врешь, что сирота?

– Что вы, сэр!

– Это похуже, – свистнул добрый моряк, – но дело не в этом: очень уж ты мне понравился, петушок! Если мальчик просится в моряки, он чего-нибудь да стоит. На месте капитана я бы не отказал тебе. К сожалению, малыш, не в моей власти тебе помочь. Но ты подрастешь… Тогда посмотрим. Справляйся в гавани, когда ожидается «Инка». Мы уходим в большой и трудный рейс. Он продлится больше года. Может, я выхлопочу тебе матросскую койку к следующему плаванию. Ну, до свидания! Не унывай! Вот тебе на память.

С этими словами Джек Уатерс протянул мне превосходный складной нож – спутник всякого матроса – и покинул меня на набережной.

Я проводил моряка удивленным благодарным взглядом и положил нож в карман.

Глава XVII

Не вышел ростом…

Никогда еще я не испытывал такого жестокого разочарования. Все мои мечты рухнули в одно мгновение. А я-то собирался крепить паруса, ползать по реям и посещать далекие страны! Меня прогнали, как назойливого попрошайку, презрев мои мольбы.

Мне казалось, что прохожие знают о моей неудаче, а матросы насмешливо щурятся. Это было нестерпимо. Хотелось спрятаться, уйти от всех…

На молу громоздились ящики, бочки, тюки с товарами. Я забился в какую-то щель, где сам черт не мог меня разыскать, и сразу успокоился. Я вздохнул свободно, словно вырвался из ада; так тяжело на меня подействовали незаслуженные насмешки.

Я сел на ящик, и, закрыв лицо руками, погрузился в мрачные размышления.

Что мне делать? Отказаться от путешествия и вернуться на ферму к дяде?

Такой исход был, конечно, самым благоразумным и естественным. Но мысль о возвращении только мелькнула, и я с досадой отбросил ее.

Нет! Я не отступлю как жалкий трус, не сдамся! Неудача не отбила у меня охоты к путешествиям. Я начал действовать и добьюсь своего. Я получил отказ, меня не приняли на «Инку», но отчаиваться рано: в порту стоят другие суда, их довольно много. Не этот, так другой капитан меня с восторгом примет. Во всяком случае, сделаю еще одну попытку, прежде чем сложить оружие.

Почему меня не взяли на борт? Почему отвергли мои услуги? Быть может, я ростом не вышел? Меня, называли молокососом, карапузом… Грубые люди издевались надо мной. Конечно, в матросы я не гожусь, но юнга из меня вышел бы отличный. Бывают юнги и моложе меня. Сколько мне не хватает до минимального роста? Как жаль, что, уходя с фермы, я себя не смерил.

Взгляд мой упал на грубые зарубки, сделанные кем-то на крышке ящика; против каждой была помечена цифра мелом. Очевидно, отправитель груза вымерял длину ящика, а может, плотник – распиливая доски; судя по этим делениям, в ящике был метр и двадцать пять сантиметров.

Сейчас я узнаю свой рост. Я лег на землю, пятками к краю ящика, выпрямился и нащупал рукой макушку. Напрасно я пыжился, напрасно вытягивал шею – до полной длины ящика мне не хватало целых пяти сантиметров; значит, во мне сто двадцать сантиметров: маловато для такого предприимчивого молодого человека, – и я поднялся с земли, смущенный этим открытием.

Ведь любой двенадцатилетний мальчик считает себя взрослым… Иллюзии мои развеялись: я – недомерок. Проклятые сто двадцать сантиметров!

Неудивительно, что моряки наградили меня обидной кличкой.

Мной овладело отчаяние. Как я теперь возобновлю свои попытки? Кто примет меня в юнги? Какой капитан соблазнится таким лилипутом? Кто видел юнгу в сто двадцать сантиметров? По правде сказать, я их вообще не встречал: помощники матросов на шхунах, посещавших нашу гавань, все наперечет были рослые парни, и среди них безусловно не было ни одного двенадцатилетнего мальчика. Итак, надежды на удачу нет, и самое благоразумное – вернуться. Однако я не покинул своего убежища и, сидя на ящике, обдумывал положение.

С детства я отличался находчивостью и тотчас надумал, как выйти из затруднения.

Нередко, слыхал я, мальчики прячутся в недра корабля и показываются на палубе только в открытом море, когда их нельзя уже спустить на берег. Я решил последовать их примеру.

Нет ничего легче, как пробраться на судно, стоящее в порту, хотя бы на ту же «Инку», откуда меня с таким позором выгнали. Одна только «Инка» снималась утром с якоря; но если бы одновременно выходили и другие корабли, я все-таки предпочел бы ее.

Нетрудно понять течение моих мыслей: я хотел изумить своим подвигом командира и, главное, шкипера и доказать им, что я незаурядный человек. За борт меня не выкинут. Кроме шкипера, все они добродушные парни. Матросы, правда, надо мной посмеялись, но что за беда.

Итак, решено: завтра же отплываю на Перу с «Инкой», откуда меня сегодня выгнали.

Глава XVIII

На дне трюма

Как проскользнуть на корабль, где укрыться от взоров команды?

Вот какие задачи передо мной стояли. На палубу, конечно, попасть нетрудно: ведь час назад мне это удалось без малейшего труда; но, несомненно, я попадусь кому-нибудь на глаза, быть может, моему врагу-шкиперу, и меня вторично спустят на берег.

Упрошу кого-нибудь из команды помочь мне… Но кто поручится, что меня не выдадут? Можно подкупить матроса, но как достать денег? Все мое достояние заключалось в игрушечной шхуне и одежде. Предложить кораблик? Но какой моряк соблазнится жалкой игрушкой, которую он сам сумел бы смастерить?

Вспомнил! При мне часы – старинная серебряная «луковица»; стоили они, наверно, дешево, но мне были дороги как память от матери. Она мне оставила также другие, высокопробного золота, но их прикарманил дядя. Значит, часы… Но подействует ли эта взятка на матроса? Соблазнится ли он ею? Что ж, попробуем…

Нужно только поймать с глазу на глаз Джона или кого-нибудь из его товарищей. Это нелегко; но я подстерегу первого матроса, сходящего на берег.

Если с подкупом ничего не выйдет, я попробую незаметно проскользнуть на палубу. К вечеру, когда матросы покончат с погрузкой, никто меня не заметит; я пройду как тень мимо вахтенного, спрячусь за канатами, спущусь в трюм и там уже буду в безопасности.

Но простоит ли «Инка» до ночи и не поймают ли меня работники дядюшки, прежде чем я спрячусь в трюм?

Должен признаться, что первое меня не волновало; дощечка, которая вчера мне бросилась в глаза, красовалась на том же месте, извещая, что судно снимается завтра с якоря. Это вечное «завтра» уже успело мне надоесть. На молу валялась груда товаров, предназначенных для «Инки», – значит, погрузка еще не закончилась. Известно, что судно, отправляющееся в дальнее плавание, никогда не уходит точно в назначенный день.

Итак, я был убежден, что облюбованная мною «Инка» распустит паруса лишь завтра утром и что в распоряжении моем целая ночь.

Оставалась вторая опасность, но, пораскинув умом, я решил, что страхи мои неосновательны. Отсутствие мое будет замечено на ферме только вечером, и тревогу не поднимут до поздней ночи; пока будут совещаться, опрашивать соседей, пока догадаются снарядить погоню в город, – я уже завалюсь спать среди ящиков и бочек в темноте трюма. К тому же дома могут и не напасть на мой след.

Успокоившись, я решил подготовиться к отплытию. Дело было нешуточное. Даже в случае удачи, то есть проникнув на судно, я проведу по крайней мере сутки в каком-нибудь тайничке, не рискуя предстать перед капитаном и командой. Ясно, что нужно запастись едой. Но где ее раздобыть?

Как вы уже знаете, у меня не было ни пенса, а лавочники благословенной Англии ничего, к сожалению, не отпускают в долг, тем более мальчишке ростом в сто двадцать