Всадник без головы. Морской волчонок - Майн Рид

неприветливый дядюшка перевел меня, так сказать, в разряд батраков, я носил эту куртку и по воскресеньям. Однако не будем умалять ее достоинств. С той поры я научился хорошо одеваться, носил тончайшее английское сукно, но весь обширный гардероб, которым я располагал до сегодняшнего дня, внушает мне меньшее уважение, чем моя грубая, жесткая суконная куртка. По справедливости именно она оказалась моей спасительницей.

Моя двубортная куртка была обшита двумя рядами прочных великолепных пуговиц. Я не сравню их с современными легкомысленными пуговками – этими роговыми или костяными безделками. Нет, то были солидные медные бляхи, толстые и крупные, как шиллинг.

Еще больше повезло мне в другом отношении: в данную минуту куртка была на мне. Вы, конечно, помните, что, прежде чем пуститься вплавь за ускользнувшим челноком, я сбросил с себя штаны и куртку, но, вернувшись, я надел ее, чтоб согреться. Это было исключительно удачно. Если б куртка не была на мне, вся затея была бы пустой мечтой, и легко представить, что случилось бы тогда.

На что понадобилась мне куртка, спросите вы. Может, я задумал ее порвать и связать лохмотья жгутом вместо веревки?

Ничего подобного; это было неосуществимо. Предположим даже, что мне удалось бы порвать куртку, но каким образом я связал бы куски? Только одна рука была у меня свободна, другой я обхватил мачту, а море таило в себе столько неожиданностей, что отпустить мачту не представлялось никакой возможности. К тому же было в высшей степени трудно скинуть куртку, вымокшую насквозь и плотно прилегавшую к телу, словно приклеившуюся к нему…

Но я и не собирался снимать промокшую куртку.

Я попросту расстегнул ее сверху донизу, запахнул ею столб, а затем аккуратно застегнул.

По счастью, куртка моя была сшита, что называется, «на вырост» и, благодаря материнской предусмотрительности, в нее могли завернуться двое таких, как я. Вспоминаю, как я был раздражен и опечален, когда мне примеряли это нескладное мешковатое одеяние. Я был тогда еще более щуплым, чем сейчас; куртка висела на мне мешком, мне было стыдно показаться в ней на улице. Никогда не думал, что ее деревенский покрой сослужит мне такую службу.

Застегнув куртку, запахнутую вокруг столба, я почувствовал настоящее успокоение. Это была первая за все время светлая минута. Теперь уж нечего было бояться, что волны оторвут меня от сигнальной мачты; я как бы сросся с ней, стал ее придатком, подобно бочонку, которым она была увенчана. Море могло меня смыть при одном условии: если мачта будет выкорчевана ураганом со своего гнезда; но это было совершенно невероятно.

Итак, поскольку я прикрепился к сигнальной мачте, спасение мое было как будто обеспечено, но, к сожалению, комфортабельное положение, которого я добился с таким трудом, далеко еще не предрешало благополучной развязки. Дело не кончено – будущее туманно и мрачно.

Новый громадный вал ударился о глыбу островка и перекатился через мою голову; я хотел вскарабкаться немного повыше во избежание вторичного душа, но это оказалось невозможным: я слишком плотно висел, пристегнутый к столбу пуговицами моей куртки. Результат повторных купаний было легко предвидеть: я задохнусь, ослабею, и в полусознательном состоянии, с холодеющей кровью и замедленным пульсом, медленно соскользну вниз, где меня ждет неизбежная смерть.

Глава XIII

Подвязан к столбу

Несмотря на печальные перспективы, я обнаружил достаточное присутствие духа и немедленно начал придумывать, как бы подняться над уровнем волн. Было бы нетрудно расстегнуть мою куртку, вскарабкаться немного повыше и запахнуть ее снова, как в первый раз, но столб утолщался к основанию, и таким образом, проделав опыт с курткой немного ближе к его верхушке, где он был тоньше в обхвате, я рисковал соскользнуть на прежнее место. Еще раз пожалел я, что не захватил ножа: хорошо бы сделать надрез в дереве. На худой конец, мне пригодился бы и простой гвоздь, чтоб зацепить за него куртку, но гвозди и ножи – увы! – были далеко!

Тут-то меня осенила блестящая идея: в том месте, где бочонок был посажен на мачту, а верхняя часть столба уходила в самый бочонок, получилась небольшая выемка, вроде тех, что плотники называют «гнездом», когда слаживают деревянные части шипами. В эту ничтожную выемку я мог запихнуть свою куртку и, опоясав столб по гнезду, повиснуть на том уровне, который был мне желателен.

Удастся или нет, необходимо попробовать. Теперь не время ломаться и привередничать, и, ни минуты не колеблясь, я приступил к последнему этапу своего подъема. Цели я достиг сравнительно легко: нащупал «гнездо» в столбе, которое запомнилось мне еще с первой попытки забраться на бочонок, но запихнуть в него куртку мне не удалось; я соскользнул, вернулся в исходное положение и снова выдержал душ горько-соленой воды, от которого чуть не захлебнулся.

Неудача моя легко объяснима. Я недостаточно натянул воротник моей куртки, и голова моя помешала мне запихнуть его в щель, которую я наметил.

И вот я карабкаюсь снова, осененный другой идеей. На этот раз я надеялся перехватить гнездо мачты не курткой, а чем-то другим.

На что еще мог я рассчитывать? Ведь ничего, кроме одежды, не было в моем распоряжении. На мое счастье, на мне были помочи из двух великолепных бычьих жил, ничуть не похожие на жиденькие подтяжки из тех, что продают современные галантерейщики. Не теряя ни минуты, вися в обнимку с мачтой на допотопных пуговицах моей двубортной куртки, я отстегнул упомянутые помочи и бережно связал вместе экономнейшим узлом, сберегая каждый кусочек драгоценной жилы, от которой зависело мое спасение.

Связав мои помочи, я заготовил на одном из концов мертвую петлю и получившейся таким образом кожаной бечевкой обхватил столб. Потом я закинул ее под самое днище бочонка и, когда она подошла к гнезду, крепко затянул. Теперь мне оставалось лишь пропустить другой конец в петлицу моей куртки, и я прочно и достаточно высоко повисну на сигнальной мачте. Вода меня больше не захлестнет.

Все это заняло несколько минут и стоило больших усилий, но не все ли равно? Своего я добился. Чтобы испытать бечевку, я рванул ее изо всех сил и почувствовал к ней полное доверие; тогда я бесстрашно отпустил столб и свободно всей тяжестью повис на своем хитроумном снаряде, причем помочи даже не затрещали и куртка не порвалась.

Уж не помню сейчас, сознавал ли я тогда всю нелепость и комизм своего положения. Думаю, что мне было не до смеха. Но зато мне понятно ощущение блаженной безопасности, когда последнее мое усилие увенчалось успехом. Пусть ветер неистовствует, пусть море шлет на приступ бешеное войско вспененных валов, я теперь равнодушен к их ярости: ничто не выбьет меня из прочной позиции, которую я по праву завоевал.

По совести говоря, положение мое было весьма и весьма неудобно: ноги мои затекали, время от времени по ним пробегала судорога, я отделялся от столба и принимал положение висельника, в равной мере опасное и неудобное. Но, как только рассеялись грубые страхи за жизнь, мысль моя снова заработала: как устроиться покомфортабельнее? Я не придумал ничего лучшего, как разодрать мои штаны до колен, обкрутить лохмотья несколько раз вокруг столба и завязать их крепким узлом; таким образом получилось нечто вроде сиденья, и в этом странном положении – полувисячем, полусидячем – я провел остаток ночи.

Наконец прилив схлынул, и если вы думаете, что при виде обнажившейся гальки я поспешил покинуть свой нашест, вы сильно ошибаетесь; я был далек от такого легкомыслия: скользкие черные камни островка не внушали мне никакого доверия, и я не покинул своей позиции хотя бы потому, что обстоятельства могли загнать меня обратно. К тому же, оставаясь на вышке, я надеялся обратить на себя внимание с берега. Возможно, что, заметив странного маленького «висельника», люди догадаются, в чем дело, снарядят помощь и снимут меня с островка.

Но помощь пришла нежданно-негаданно, без всякой спасательной экспедиции. Едва только волны окрасились первыми розовыми лучами, я увидел шлюпку, с максимальной скоростью приближавшуюся от берегов к острову. Когда шлюпка вступила в воды, омывавшие островок, я, к великой радости моей, узнал гребца: это был друг мой – Гарри Блю.

Не буду вам описывать моего радостного трепета, счастливых слез и восклицаний, сопровождавших нашу встречу. Гарри нашел меня живым и здоровым – так, по крайней мере, сразу