Сердце под замком - Ферзан Озпетек

– только линия горизонта в просветах крыш, купола́ далеких церквей, витрины и двери магазинов внизу, восходы и закаты, солнце и дождь… Похоже, снимали из этой самой комнаты, вот только кто?.. Аличе непроизвольно обернулась к двум высоким окнам, но те оказались закрыты ставнями и занавешены плотными шторами. Она снова принялась разглядывать фотографии. Тетя Ирен – кто же еще? – выстроила их в ей одной известном порядке, возможно хроматическом, чтобы получился треугольник, а затем при помощи баллончика с краской обвела кособоким овалом, из которого выходили несколько стрелок. Большая их часть вела к хаотично развешанным листкам: сплошь рисунки и заметки, написанные элегантным, размашистым почерком. Одна указывала строго вверх – на очередной поляроидный снимок: похоже, та же стена, но, очевидно, куда менее завешанная, чем теперь. В центре ее обнаружились рисунки-близнецы, одним из которых, вне всякого сомнения, только что любовалась Аличе. Оба представляли собой частично перекрывающиеся сердца и, на первый взгляд, казались абсолютно одинаковыми. Однако, присмотревшись внимательнее, Аличе заметила, что между ними есть и кое-какие различия: возможно, второй рисовала другая рука. Рядом виднелись слова, тоже написанные краской из баллончика: «Сердце под замком – вот наш секрет». Еще одна стрелка протянулась вниз, будто указывая на край столешницы.

Именно там, среди засохших тюбиков с краской и слипшихся кисточек, Аличе увидела раскрытую тетрадь, исписанную все тем же каллиграфическим почерком. Надпись на черной обложке гласила: «Мое сердце под замком». Заложив пальцем страницу, которую кто-то (вероятно, сама Ирен) решил оставить на виду, она пролистала тетрадь, но поняла, что текст есть только на этом развороте: остальные были заполнены рисунками или просто каракулями, а многие и вовсе вырваны. Как давно лежала эта тетрадь в заброшенной комнате, ожидая прочтения? Как давно ожидала ее, Аличе?

* * *

Эти слова – для тебя.

Представляю, как ты читаешь их, удивленно бродя по дому, полному чужих вещей и воспоминаний. Вот только лица твоего, твоей улыбки не вижу: слишком уж много воды утекло. Но кем бы ты ни стала, в какую бы юную женщину ни выросла, я уверена: ты по-прежнему хранишь свой секрет. Помнишь тот телефонный разговор пару лет назад? Я вызвала тебя на откровенность, и ты поведала мне самую заветную мечту: призналась, что хочешь стать актрисой. А вот я свою мечту утаила. Что ж, пришло время рассчитаться по долгам, отплатив за доверие искренностью. Моя тайна – здесь, в этой комнате. Прошли годы с тех пор, как я последний раз входила сюда, да и теперь вернулась только ради тебя, чтобы добавить несколько слов ко всем тем, что уже написаны.

Здесь я любила, жила и творила, открывая для себя цвета: красный – удовольствие, синий – уныние, желтый – бесстыдство. Талант, о котором я и не подозревала. И здесь же познала дичайшее отчаяние, поглотившее все цвета, сколько их есть на земле. У меня отняли счастье, не дав его даже распробовать.

Одним уготованная судьба является медлительно и незаметно, как распускается цветок: ее приход не отследить, замечаешь только проявления. Но есть судьбы, что вспыхивают мгновенно и, вышибив из тебя дух, столь же быстро гаснут – ни свернуть, ни обогнуть. Так случилось и со мной: жизнь, взяв разбег, в одночасье сбросила меня с башни, где я планировала пребывать вечно, в счастье и радости.

Осколки своего сердца я заперла в этой комнате. Сокрыла. И попыталась жить дальше.

Понимаю, что могу показаться чудачкой, эксцентричной дамочкой, говорящей загадками, но ничего больше сказать не могу. Не сейчас, не после того, что случилось. Ничто так не бередит незажившие раны, как слова.

Оглядись – и увидишь: в этой комнате вся моя жизнь, покуда я была жива. Любовь, которую я испытала, сердце, которое тешила надеждой, последний вздох, который испустила, след, который оставила.

Случалось ли тебе гореть огнем столь яростным и разрушительным, что его невозможно было вынести, не поддавшись? Со мной такое случалось не раз – при виде ослепительно-белого холста. В конце концов этот холст оживал, а боль, словно под действием чар, оборачивалась красотой. Это талант тех, в ком есть дуэнде, священный огонь, что владеет тобой. Этому нельзя научиться или научить, оно в крови и вместе с ней течет в твоих жилах.

Знаешь Федерико Гарсиа Лорку? Он как-то сказал, что дуэнде – «это возможность, а не действие; битва, а не мысль».

Это коварный бес, что ставит тебе подножку и наслаждается падением; но потом происходит чудо: злосчастье направляет твою руку, и вот уже искра, о существовании которой ты даже не подозревала, материализуется на холсте, вспыхивая мучительной, чарующей красотой, приковывая к себе взгляды. Такое может случиться в любом искусстве, включая и то, какого взыскуешь ты.

Я искренне верю, что дуэнде есть в каждом, но лишь немногим удается нащупать, пробудить его. Подобная удача – стечение обстоятельств, колдовство, алхимия.

Ты вдруг начинаешь светиться изнутри, и, заметив это, окружающие верят всему, что ты делаешь и за кого себя выдаешь. Вот почему так важно научиться сохранять щепотку искренности, даже когда лжешь: люди не выносят чистой правды, хотя и не устают ее искать.

Не доверяй никому, кто не зовет тебя по имени и отворачивается, лишь бы не видеть твоих страданий. Не позволяй боли задушить тебя: дай ей вырваться наружу.

Ты еще слишком молода, чтобы познать сладость и горечь аплодисментов, счастье чувствовать себя любимой – и ужас оттого, что любви больше нет. Но когда придет срок, только тебе решать, принять все это – или отвергнуть.

Я приняла. Но оно продлилось слишком недолго.

Возможно, я допускала ошибки – не знаю какие, но что-то определенно было не так. И все же, прошу, прислушайся к призраку эксцентричной дамочки, любившей причудливые браслеты и «Кровавую Мэри» с двойной порцией водки.

Будь умницей.

IX

– Тут один парень спрашивал, не знаю ли я, где здесь можно комнату снять. Ты так и не определилась?

Аличе, поставив поднос на стойку, озадаченно взглянула на Марио. Обеденные часы давно прошли, но в заведении еще было полно посетителей. Она и правда подумывала сдать кому-нибудь кабинет Ирен, немного увеличив тем самым свой скудный доход, однако окончательного решения пока не приняла, поскольку не была уверена, что готова делить с кем-то свой новый дом. А главное, под «кем-то» всегда подразумевалась девушка. Мысль о том, чтобы жить с мужчиной, ей в голову не