Сердце под замком - Ферзан Озпетек

– Знаю, о чем ты думаешь, но Давиде… Поверь, с ним ты ничем не рискуешь. Он парень особенный. – Марио, не поднимая глаз, принялся протирать стакан с таким усердием, словно держал в руках столовое серебро.

– Особенный? Тебе-то откуда знать?

– Кое-какие штуки просто понимаешь, и все, – усмехнулся тот.

– Ладно. Но я-то здесь при чем? Я разве упоминала, что ищу жильцов? – подозрительно нахмурилась Аличе.

– Из всех, кого я знаю, ты единственная жалуешься, что квартира слишком велика для тебя одной.

Тут он был прав.

– И кто такой этот Давиде?

– Да вон он, сидит в углу за колонной.

Аличе обернулась и увидела за столиком худощавого шатена с живым взглядом и короткой стрижкой. Она только что отнесла ему тарелку спагетти алла грича[3]. И видела его здесь не в первый раз.

– И насколько хорошо ты его знаешь? – с сомнением переспросила она.

Марио только пожал плечами:

– Постоянный клиент. Работает где-то по соседству – по-моему, пленки проявляет. Но живет в пригороде. Жалуется, что каждый день по два часа на дорогу уходит, а потом столько же обратно, вот и ищет, где бы приткнуться. Да только по его зарплате места в округе не найти. Насколько я знаю, парень он классный, может, чуть в облаках витает, зато сообразительный и за словом в карман не полезет. А еще страшно много читает и до смерти увлечен кино. Мне такие нравятся. Но знаешь, я ведь просто поспрашивать обещал. Если ты не готова – нет проблем.

Аличе снова взглянула на Давиде, который, беззаботно смакуя пасту, уткнулся в раскрытую книгу. Прищурившись, можно было даже прочесть название: «Поцелуй женщины-паука» Мануэля Пуига. «Похоже, нам стоит поболтать, – сказала себе Аличе, – и сейчас для этого самое подходящее время, поскольку все заказы я уже разнесла». Потом поправила фартук и направилась к парню:

– Привет! Марио сказал, ты ищешь комнату где-нибудь поблизости. Ой, прости, я не представилась: меня зовут Аличе, я здесь работаю, приносила тебе заказ…

Давиде, наскоро дожевав, смерил ее насмешливым взглядом: впрочем, как еще только предстояло узнать Аличе, подобное выражение было для него привычным.

– Конечно работаешь: вот же фартук! Ха-ха-ха! Давиде, приятно познакомиться. – И он протянул ей руку. – Да, я ищу комнату, но сойдет любое спальное место: в подвале, гараже, чулане, какой-нибудь дыре… Учитывая местные цены, сомневаюсь, что могу рассчитывать на большее… – Он так тараторил, что Аличе не успевала и слова вставить. – Сам-то я живу в Кастелли. Каждый день оттуда таскаться – это ад кромешный! Еще и машина сломалась, теперь до станции приходится либо попутку ловить, либо угонять у сестры велик. Рано или поздно она меня прибьет…

Тут он расхохотался, словно обрадовавшись такой перспективе. Надо признать, смеялся Давиде заразительно.

– А в чем дело? Кто-то из знакомых сдает комнату? – поинтересовался он, вновь посерьезнев.

– Ага. Я.

Сердце само подсказало ответ, прежде чем доводы разума успели его остановить. При виде этого фонтана веселья и жизнелюбия, казавшегося неисчерпаемым и явно способного уравновесить ее тревожную, замкнутую и молчаливую натуру, у Аличе разом отпали последние сомнения. Она поняла, что лучше Давиде жильца не найдет. Они непременно поладят.

Договорившись, что вечером после работы парень заскочит посмотреть комнату, Аличе уже не сомневалась, что кабинет ему подойдет, нужно только убрать тетины вещи. Идеальное место, да и вторая ванная совсем близко. В любом случае, увидев квартиру, Давиде придет в восторг, а сумму можно запросить скромную, пускай и в ущерб себе. Она просто не могла поверить, что вот-вот решит этот вопрос.

Наскоро прибравшись в доме, Аличе заглянула в мастерскую Ирен. Теперь она целыми днями с нетерпением ждала возможности снова погрузиться в эту изумительную, полную колдовских тайн атмосферу. Однако дверь по-прежнему запирала, хотя сама не понимала зачем: быть может, в знак уважения к Ирен и ее исключительной тяге к скрытности?

* * *

Давиде явился минута в минуту. От квартиры, комнаты и даже от запрошенной суммы он, как и ожидала Аличе, пришел в полнейший восторг.

Во владение кабинетом, где, на его счастье, уже имелись диван-кровать и шкаф, новый жилец вступил, едва вынесли личные вещи Ирен. Приятель подбросил его на машине вместе со всеми пожитками: парой чемоданов, спортивной сумкой и потрепанным кожаным рюкзаком, доверху набитыми одеждой, книгами и видеокассетами. Заодно Давиде привез несколько постеров и парочку сразу развесил по стенам. На одном красовалась потрясающе эффектная брюнетка с чувственным взглядом, стрижкой боб и челкой до бровей. Она восседала на диване в белом коктейльном платье, присборенном на бедрах: одна нога подогнута под себя, мысок другой, скрытой элегантной атласной туфелькой, упирается в пол. Фотография была давняя, еще черно-белая.

– Кто это? – поинтересовалась Аличе.

– А ты не знаешь?.. – Новоприбывший сделал вид, будто потрясен до глубины души. – Да, похоже, тебя еще многому придется научить… Это Луиза Брукс, величайшая дива кинематографа, первая в истории! Я от нее без ума! Она моя муза, мой маяк! Однажды я напишу сценарий, который получит «Оскар», и в каждом персонаже будет что-то от Луизы! – Давиде, расхохотавшись, щелкнул по тонкой пластиковой рамке постера, чтобы выровнять ее, и отошел на пару шагов, проверяя результат. – Она начала сниматься еще в эпоху немого кино – не знаю, в курсе ли ты, что это такое… Играла очень немного, но все фильмы запоминающиеся. «Дело об убийстве „Канарейки“», «Ящик Пандоры», «Дневник падшей» – эти названия тебе о чем-нибудь говорят?

Молчание он воспринял как признание Аличе в собственном невежестве и немедленно пустился в объяснения:

– В «Ящике Пандоры», фильме тысяча девятьсот двадцать девятого года, снятом Георгом Вильгельмом Пабстом, режиссером, который ее и открыл, Луиза играет Лулу – свою самую легендарную роль: femme fatale[4], которая стала проституткой и в итоге погибла, влюбившись в клиента. А скольким знаменитостям она отказала! Такую отважную и ершистую девушку еще поискать! Настоящая звезда, жаль, быстро закатилась…

Давиде на секунду запнулся, но тут же продолжил тараторить:

– О себе она говорила, что, как и Лулу, была убита, стоило ей впервые по-настоящему влюбиться. Только убил ее не мужчина, а сам Голливуд, потому что она влюбилась в кино. Но Луиза не сдалась: была продавщицей в универмаге, танцовщицей, кинокритиком, даже проституткой! А после написала мемуары и назвала «Лулу». Любила мужчин и женщин, включая Гарбо! Представляешь? Саму Гарбо!

– А потом?

– А потом, как и все легенды, умерла в одиночестве и забвении. И снова о ней вспомнили только годы спустя. – Давиде томно вздохнул. – Видишь ли, она была совершенно гениальной в своем обаянии. Невероятно умной, естественной, забавной. Стремилась