Под уральским небом - Тамара Петровна Москалёва

– Цсс! Опять «за рыбу-деньги»! – вскинулся Леонид. – Да! Не оставляю свою больную, понимаешь, боль-ну-юу мать. – Молодой человек нервно зашагал по комнате. – Пока я здесь… прохлаждаюсь, она… бедная, там одна… понимаешь? – Леонид отвернулся, кашлянул, – за ней соседки присматривают. – Он закурил. – Я, Тось, мужик, понимаешь? Там у меня – ещё и работа! И заработки! Да и тебе, в конце концов-то, надо жизнь устраивать или нет? У нас семья, двое пацанов… – Леонид вопросительно посмотрел на Тосю: – Или я неправ?

– Прав… – Тося постояла-подумала, нерешительно вышла к матери на кухню. Та обедала. Дочь присела напротив.

– Мам… может…

– Опять «мам»?! Да вы дадите мне житья спокойного-то или нет?! – Павловна чуть не подавилась от негодования, бросила ложку, та со звоном упала на пол. – И не «мявкай» больше, никуда я не поеду! – она закашлялась, заёрзала на облезлой табуретке, заскулила: – Я вижу, вы смерти моей хочете, честное слово! У меня здоровье ни к чёрту, а вы… – она промокнула фартуком веки. – Ага, так меня север и ждёт с моими болячками. Да ещё ребятёшек потащите на мороз! Там они…

Тося, не дослушав, зашла в комнату. Леонид сидел скучный, курил.

– Лёнь, ну хоть ты с ней поговори…

Мужчина затянулся сигаретой.

– Поговорил бы, да без толку… Она… такая клюква… ммм! – сморщился он.

И опять уехал один.

* * *

– Неча и расписываться – матери-то-одиночке садик быстрей дадут. – учила Павловна дочку. – А Лёнька и так помогает будь здоров!

На следующий год Леонид не появился, мама, дескать, совсем слегла. Приехал он уже после смерти матери. Ходил хмурый. Много курил. Подросшие мальчишки его не радовали.

– Видишь… еслиф так хорошо на севере, чего ж твоя маманька-то не пожила ещё? Могла бы, не такая уж и старая была… – за ужином язвительно ввернула Павловна. Леонид кусанул сигарету, заиграл желваками.

– Бог к себе позвал… – неопределённо ответил он.

– Лёнь… а, может, теперь останешься, не поедешь?.. – попросила Тося, когда Павловна вышла.

– Где здесь жить-то?.. – теснотища такая… – Мужчина потёр ладонями коленки, роняя пепел, встал. – Поеду.

Там работа… друзья… дом…

– А здесь дети… я…

Леонид покачал головой:

– От пацанов не отказываюсь. Но здесь, – плевком затушил сигарету, покосился на Павловну, бойко что-то доказывающую бабе Поле на кухне, – здесь не останусь… нет.

Потоптался ещё дня три, сводил ребят в зоопарк и уехал…

* * *

Прошло четыре года.

Леонид отправлял переводы, посылки. Но сам наезжал всё реже.

В погожее воскресенье Тося затеяла глажку. За окном на ветках смертным боем дрались воробьи. «Им-то чего делить?» Во дворе, оседлав новенькие велосипеды, гоняли сыновья.

– Тоська, пойдём в горсад, танцульки сёдня! – В комнату заглянула Галька.

– А ну закрой дверь! – крикнула Гальке Павловна. – «Танцу-ульки!»

– Она тяжело задышала, – Тоська! Не сходи с ума, говорю. Не молоденька уж. Какие тебе танцульки? У тебя дети, мужик!

– Мам… какой мужик? – устало спросила Тося. – Ну какой мужик… Видишь, он и не приезжает даже.

– Аа-а… – пропела раздражённо Павловна. – Живи, как знаешь… – поджала губы. – Я только говорю: ребятёшкам родной отец нужен. А ты… закрутисся-завертисся и не заметишь, как ещё принесёшь. – Мать пристально поглядела на дочь. – Да и куда кавалера-то приведёшь, еслиф чё? Обе комнаты заняты, сама знаешь. – Павловна вытащила из кармана аптечный пузырёк, – и мне покой… – она проглотила таблетку.

– Да никуда я не пойду! – перебила Тося, раскладывая готовые простыни, – успокойся.

* * *

Убегало-уплывало время. Прошло ещё десять лет.

Изредка наезжал Леонид. Но Тосю с собой уже не звал.

Отведя намеченный отпуск, торопился домой.

Совсем взрослые сыновья щеголяли в модных обновках, хвастали дорогими подарками: «Батя прислал! Батя купил!»

Едва окончив школу, старший уехал к отцу на север, а через год следом укатил и младший.

* * *

Стоял неласковый осенний день. Пылил дождь. Хмурая речка полоскала грязные тучи. Сгорбившись, брела Тося по набережной. Синий курёнок свесил из котомки старушечью шею. Женщина остановилась, туже замотала вязаный платок. Варежкой подправила вилок капусты, поглубже затолкала цыплёнка. Присела на холодную скамейку. Передохнув, она подняла сумку и пошаркала к дому, где ждала её мать.

Яблоки

Римма поставила тяжёлую сумку на край стола, опустилась в кресло. От высоких каблуков гудели ноги… Но донимал извечный вопрос: «Чё ж на ужин-то приготовить?.. – Хотелось порадовать мужа чем-то необычным. Женщина кинула взгляд на сумку… – Точно! пофарширую яблоки!»

Неожиданно сумка качнулась и с грохотом упала. Яблоки раскатились по полу. Римма с неохотой поднялась собрать, но… засмотрелась на крепкие фрукты, и перед глазами вдруг ожил давно забытый… шумный дождливый перрон… Поезд. И в луже – на замызганной платформе коричневая сумка и грязно-зелёные яблоки, далеко рассыпанные по земле. И ползает рыжая деваха, торопливо собирая фрукты и откидывая свободной рукою с бегающих глазок липкую чёлку. Мокрые яблоки выскальзывают из её рук и катятся под вагон, готовый вот-вот сорваться с места…

У вагонов топчутся провожающие. Распинывая яблоки, к поезду бегут опоздавшие. Спешат-спешат пассажиры! Вот с узлом на загорбке, тяжело пыхает толстенная бабка в бурой кофте. Под ноги её попадает яблоко, старуха от неожиданности тяжело падает на колени. Она, чертыхается и, опираясь на слетевший узел, грузно поднимается и матерится на всю улицу! А вот, согнувшись в три погибели, и то и дело вытирая серой кепкой затылок, черепашкой ковыляет мужичонка с огромным рюкзаком, повисшим на его пояснице. Откуда-то выныривают мальцы, окликая отставшую мамашу. Они пинают яблоки, словно мячики. А рыжуха всё ползает и никак не может собрать свои яблоки. И дождь, словно озлившись на всё живое, вдруг полил как из ведра!

– Побыстрее, граждане, побыстрее! Отходим… – громко торопит проводница.

А Римма и её подруга-Клара, белокурая хохотушка, словно не замечают дождя и, стоя в сторонке под навесом базарного киоска, с удовольствием наблюдают за мордатой рыжухой, ползающей по грязному перрону.

Поезд грозно пшикнул.

– Да брось ты эти яблоки! Вот дура-то… – заметалась на подножке проводница. – Девчата, помогите, что ли! Отстанет ведь… чё ж смотрите-то?

– Не наша печаль, пусть отстаёт! – язвительно хохотнула Кларка, – пошли отсюда, – она кивнула Римме.

Подружки развернулись и ушли.

Обида

– Слышь, Римм, поехали поступать в физкультурный, – Клара открыла газету, поправив очки, ткнула в объявление, – смотри: на заочное вовсю идёт приём. Не поедем – упустим время! А сдадим – хорошо, ну а не сдадим, так… попытка – не пытка! – она из-под очков близоруко посмотрела на подругу.

– А чего сдавать-то?.. В математике я не очень… – лениво ответила Римма.

– Не знаю… – пожала плечами Клара, –