Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Имеете ко мне надобность?

– В некотором, так сказать, роде, если милость ваша на то будет.

– Не угодно ли будет пожаловать ко мне в кабинет, – ответил майор, видимо несколько морщась от гаернического пошиба тона и приемов обращающегося к нему лица.

То, что называл он «кабинетом», была так же скромно, как и предшествовавшая ей, убранная комната. У окна на двух козлах уставлена была широкая и длинная площадка сколоченного из досок стола, на которых натянута была, обитая по бортам гвоздиками с медною шапкой, американская клеенка желтоватого цвета. На столе, в серых обложках, с наклеенными на них заголовками, аккуратно сложенные горкой лежали дела и текущие «к подписи», рядом с двумя-тремя томами Свода Законов в затасканных переплетах. К стене, прямо насупротив плетеного кресла с круглою спинкой, на которое сел теперь хозяин, приглашая движением руки посетителя занять место на другом стоявшем подле стола, обитом такою же клеенкой кресле, прикреплены были простые, некрашенные полки с книгами, a над ними на темно-сером фоне обоев виднелись хромолитографированный портрет царствующего Государя и в резной деревянной рамочке изображение красивого молодого генерала с белым орденом на шее, – генерала Скобелева.

– Чем могу служить? – начал исправник.

– Это требует некоторого развития, если позволите мне так выразиться, – счел почему-то нужным засмеяться Свищов, вытаскивая из кармана портсигар, набитый им пред отъездом из ящика графа Снядецкого-Лупандина. – Позвольте закурить? – промолвил он pro forma, зажигая тут же спичку и закуривая папиросу о пламень ее.

Хозяин молча глядел на него только.

– Дело, изволите видеть, – заговорил опять «московский браво», – свойства самого конфиденциального, как выражаются у вас на службе, a потому я считаю нужным просить вас заранее хранить его пока под замком, как говорится… Во всяком случае не проговориться как-нибудь, что вы узнали об этом от меня.

– Я не имею привычки «проговариваться», – сухо отрезал в ответ исправник.

Свищов чуть-чуть смущенно моргнул глазами:

– Я не сомневаюсь, – пробормотал он, – но вы изволите усмотреть из моего рассказа, что здесь требуется некоторая особенная осторожность.

– В чем дело? – так же сухо опять спросил тот.

– Вам, вероятно, не безызвестно, что в числе здешних землевладельцев состоит недавно получивший наследство от тетки камергер, чиновник особых поручений при министре, граф Снядецкий-Лупандин… почти сановник, – хихикнул неисправимый мистификатор не совсем кстати, но тут же принял многозначительный вид и примолвил веско: – лицо во всех отношениях почтенное.

Исправник кивнул еще раз:

– Имел честь видеть, был у меня по делу о вводе его во владение.

– Д-да… Так вот с этим вполне почтенным лицом случилось на днях весьма неприятное приключение.

– Приключение?..

– Или, выражаясь правильнее, столкновение с другою личностью… так как «лицом» его собственно назвать нельзя. Представьте себе недоросля из дворян, – как говорилось встарь, богатого и ни к чему не годного маменькиного сынка, – и этот мальчишка позволил себе наговорить графу в одном доме, при свидетелях, весьма неприличные вещи, которые не могут быть терпимы никаким порядочным человеком… Вы, конечно, согласны с этим? – примолвил он, глядя прямо в лицо Ипатьева.

Тот не отвечал и внимательно глядел ему в свою очередь в глаза.

– Что оставалось делать графу после этого, сами скажите?

И не ожидая ответа:

– Он потребовал от него, как водится между порядочными людьми, надлежащих извинений или такого же… надлежащего то есть удовлетворения.

– Так! – коротко проговорил на это майор. – Дальше-с?

– Недоросль наш… фамилия его Острометов, я, кажется, забыл назвать его…

Исправник качнул головой.

– Знаю-с, – сказал он.

– Знаете?

И Свищов вперил в него изумленные глаза.

– Так что же вам угодно было мне сообщить? – невозмутимо промолвил тот.

Свищов раздумчиво повел на него взглядом еще раз и продолжал:

– Господин Острометов не счел нужным извиниться, как это ему следовало, так как сказаны были им графу дерзости в пьяном виде, в чем он мог сознаться, нисколько ни роняя своего достоинства, a очень обрадовался, напротив, по-видимому, как это часто бывает в его годы, случаю доказать себя храбрецом и…

Какая-то тень усмешки пробежала на миг по бесцветным губам исправника. Зоркие глаза Свищова как бы на лету поймали ее; он приостановился.

– И?.. – повторил холодно и уже совершенно серьезно тот.

– Дуэль назначена, – вымолвил «московский браво» словно через силу, – факт глупейший, согласитесь? – счел он нужным примолвить, высоко вздергивая плечами.

Исправник в свою очередь не почел нужным отвечать на этот возглас.

– Позвольте вас спросить, – сказал он, – из какого источника доставлены вам сведения, о которых вы сообщаете мне в настоящую минуту?

Свищов как бы оторопел несколько, но тотчас же овладел собой и засмеялся принужденным, отрывистым смехом:

– Вы мне позволите быть совершенно откровенным с вами, – заговорил он, наклоняясь и притрогиваясь пальцами фамильярно к коленке своего собеседника (причем Ипатьев невольным, как бы гадливым движением отодвинулся от него и поморщился), – я в некотором роде играю активную роль в этой трагикомической истории, так как граф Снядецкий-Лупандин просил меня передать письмо его господину Острометову, a затем, если тот не согласится на извинение, быть его… секундантом… Вы понимаете, что порядочный человек не может отказать в подобных случаях… Я и согласился, надеясь привести к соглашению… Но так как оно приняло этот оборот, я, понимаете, считаю долгом, так сказать, совести сделать все возможное, чтобы не допустить встречи… совершенно бессмысленной, согласитесь, по вызывающему ее мотиву, а которая может привести между тем к какому-нибудь весьма… печальному исходу… Вы согласны, не так ли? – с каким-то будто искательством в тоне заключил он.

Исправник, сидя вполоборота к столу и опираясь на него левым локтем, невозмутимо внимал этим речам. Только в серьезных, несколько как бы усталых глазах его пробегало что-то не то беспокоившее, не то раздражавшее Свищова…

– Надеюсь, что сообщение мое во всяком случае будет принято вами в надлежащем смысле и не подаст повода какому-нибудь истолкованию, могущему набросить тень на мои намерения, – произнес он с выражением словно оскорбленного даже предположением этой «тени» достоинства.

Исправник отделил локоть от стола, потер руки одна о другую и проговорил своим ровным, негромким голосом, с едва опять уловимою усмешкой:

– Мне об этом уж было известно.

– Как известно! – вскликнул ошеломленный Свищов. – Когда же вы успели…

– Сегодня утром я получил извещение…

– У вас был Острометов!..

И Свищов ударил себя ладонью по лбу. «Как я не догадался, что он непременно отмочит эту штуку!» – чуть не вслух выговорил он.

– У вас был Острометов! – повторил он утвердительно и разражаясь внезапным смехом.

– Я вам этого не говорил-с, а предполагать вы можете, что вам угодно, – строго отрезал ему на это в ответ исправник.

– Ну, конечно, – хихикнул