Пассажиры империала - Луи Арагон

Старался всё сделать побыстрее, но так, чтобы не к чему было придраться, а потом побыть одному. Никогда его не интересовали душевные переживания учеников, отражавшиеся на их лицах. Он плутовал со своим классом, как плутует с казной налогоплательщик. Самое главное, чтобы тебя не поймали.

Почти не отдавая себе в этом отчёта, Пьер чувствовал, как сильно изменилось его отношение к людям. Раньше люди, с которыми он был хоть немного знаком, всё же занимали его, он старался представить себе, какую жизнь они ведут, как реагируют на тот или иной факт, сочувствовал им и ему платили той же монетой. Теперь же вокруг него были лишь раскрашенные фигуры, манекены, которые как будто сами спешили исчезнуть из его поля зрения, оставив после себя лишь пустоту или же уступив место другим манекенам. Разве он, например, когда-нибудь задавался вопросом, о чём думает господин Суверен, тучный, мертвенно-бледный репетитор, который каждый день сидел перед ним за столом, похожий на груду сырого теста. Что за причина этому равнодушию? Возраст? Люди теперь стали для него почти такими же, как в дни его детства, когда он ещё плохо отличал одних от других. Ему вспоминалось это с удивительной чёткостью. Мало-помалу в восприятиях ребёнка люди стали выделяться: взрослые, дети, мужчины, женщины… безобразные, которые внушали ему страх… и другие, на которых было приятно смотреть. Потом различия между людьми усложнились, — и это была жизнь. А теперь жизнь постепенно отходила от него…

В сущности, он никогда не обращал особого внимания на Сарру: «Жена Мейера», думал он и вполне удовлетворялся этой характеристикой. Он стал замечать её лишь с тех пор, как в ней появилась отличительная примета, которая сделала её внешность довольно отталкивающей. В этом году Сарра опять забеременела, и внимание Пьера к этому обстоятельству тотчас было привлечено доверительными сообщениями Мейера, вполне естественно поделившегося с ним своей радостью и тревогами.

В отношениях между Мейером и Меркадье появилась какая-то стеснённость. Оба они не ожидали, что дело примет такой оборот. Меркадье думал, что ему будет очень легко с Мейером, человеком простоватым, очень робким и во всех отношениях ниже его, как он полагал. Материальные условия жизни всё изменили, без особых стараний Мейера. Просто прежние друзья смотрели теперь друг на друга иными глазами. До своего возвращения Пьер был для Мейера героем, да ещё героем, перед которым он считал себя в неоплатном долгу. Поэтому-то он и взял к себе Пьера. Но ведь он не имел возможности содержать его даром, не требуя взамен никакой работы. Надо было сочетать акт благодарности с пользой для себя. Создалось ложное положение. Мейер прекрасно отдавал себе отчёт, как убога обстановка его собственной жизни и той жизни, которую он создал для великого человека, нашедшего у него прибежище. Но затем последовала естественная реакция: довольно скоро он убедился, что сам морочил себе голову, возвеличив Меркадье. Это было верно. И тогда Меркадье упал в его глазах. Началась какая-то бесконечная утрата иллюзий. «Как! Только и всего?» В этом разочаровании сыграл роль и Андре Бельмин: после завтрака у Фуайо писатель весьма саркастически говорил со своим кузеном о Пьере Меркадье, о «Джоне Ло» и о беглецах, которые уходят, а затем возвращаются. Жизнь плохо приспособлена для того, чтобы люди, которых мы видим ежедневно в самой будничной обстановке, сохраняли ореол героизма. Романтический персонаж, созданный воображением Мейера, очень мало напоминал того пожилого и довольно угрюмого человека, который за столом недовольно морщился при виде однообразных блюд, жаловался на неудобную уборную и говорил о том, что ему надо купить новый бандаж против выпадения грыжи: несколько лет назад, кажется в Египте, у него образовалась грыжа из-за какого-то физического напряжения; историю эту Мейер выслушал весьма рассеянно.

В конце концов Мейеру стала невыносима мысль, что Меркадье, вероятно, воображает, будто он, Мейер, чем-то ему обязан. Чем именно, скажите на милость? Конечно, Меркадье был весьма полезен в школе, но ведь любой молодой преподаватель мог бы делать то же самое, да ещё не потребовал бы квартиры. Всё приняло какой-то неприятный оборот из-за того, что положение в корне изменилось: Меркадье стал бедняком, а Мейер теперь казался богатым. Меркадье действительно обнищал, но Мейер совсем не был богат. Ему приходилось нести расходы по содержанию школы, платить старику Леви проценты, а Канам за аренду помещения, и денег у него теперь стало ещё меньше, чем прежде. Меж тем дороговизна жизни возросла неимоверно. Жоржу Мейеру надо было кормить жену, мать, детей, заботиться об их будущем. Когда он учительствовал в лицее, то по крайней мере ежемесячно получал жалованье… И в то время приданое Сарры оставалось неприкосновенным… А тут ещё оказалось, что Розенгеймы не очень-то щедры к своей дочери и всё отдают сыну для расширения торговли, для процветания его эльзасских магазинов. Периодически повторявшаяся напряжённость отношений между Францией и Германией послужила для них веским поводом для того, чтобы сократить даяния, на которые они первое время не скупились, посылая Сарре то сотню, то тысячу марок, — деньги эти были большим подспорьем, давали возможность Мейерам хорошо отдохнуть в летние каникулы, свести концы с концами к новому году. Розенгеймы не сердились на дочь за то, что она вышла замуж за француза, им очень нравился их зять, человек серьёзный, который обзавёлся детьми, хороший семьянин, но ведь надо же их понять, войдите в их положение: родство родством, а всё-таки на первом месте — страна, в которой ты живёшь, и разве можно так вот, не задумываясь, посылать деньги за границу, когда не знаешь, что будет завтра? Сарра говорила, что ничего не произойдёт, плакала, так как считала своих родных эгоистами и видела, что Жорж изнуряет себя работой, а ведь там, в Страсбурге, её братец живёт ни в чём не нуждаясь, как сыр в масле катается.

И Жорж расстраивался, ужасно расстраивался. Ещё больше стало причин для волнений, когда выяснилось, что Сарра ждёт четвёртого ребёнка. К тревоге примешивалась и радость отцовства. В общем, по мнению Меркадье, всё это было отвратительно: после стольких лет брака жена опять беременна… Неужели эти люди не научились избегать неприятных последствий супружества? Смотреть противно! Однажды Мейер пустился по этому поводу в долгий разговор с Меркадье, сообщая ему вперемежку свои планы на будущее, подробности о состоянии жены, хозяйственные расчёты, сумму и сроки уплаты семейных долгов и свои сокровенные надежды. Меркадье видел теперь Сарру в тяжеловесном облике беременной женщины и впервые чувствовал в ней животное, человеческую самку с белесоватой гривой, с определёнными физиологическими функциями, замечал её набухшую