Пассажиры империала - Луи Арагон

как ему надоело пробовать всё новые и новые слабительные; все они имели свои минусы, а кроме того, лучшие из них стоили дорого. Днём недомогание обычно ослабевало, и в предобеденные часы он чувствовал себя сносно, — единственный момент за весь день.

Но каждое утро мученье возобновлялось.

Однажды Пьер долго разговаривал с Сувереном, наиболее умным из репетиторов, жаловался ему на свои недуги и на мерзкую кормёжку, а тут Сарра опять принялась зудить о его внуке, и тогда он не выдержал и нашёл в себе мужество выложить Мейеру, всё, что он думал. Должно быть, желудок совсем его замучил, раз он решился на объяснение, иначе он вспомнил бы, что в этом доме только ищут предлога, чтобы от него избавиться, ради экономии. Хотя им не так-то легко будет найти дурака, который согласится взвалить на себя столько работы, сколько её тащил на своих плечах он, Пьер Меркадье. К великому его удивлению, Мейер отнёсся к нападкам довольно мягко.

— Меркадье, дорогой мой, мы с вами друзья и коллеги… да, да, вы это хорошо знаете… Неужели я мог бы позабыть, то, что вы когда-то сделали для меня? Прежде всего мы — друзья… Мы основали эту школу… вместе с Робинелем, конечно, — ведь это была идея Робинеля… и у нас были такие прекрасные мечты… может быть, слишком прекрасные. Вы же хорошо знаете, мы хотели придать школе определённое направление… Это общее наше начинание, этот дом принадлежит тем, кто в нём работает… я хочу сказать — преподавателям. Здесь никто не является хозяином. Ведь это чистая случайность, что я вложил в дело деньги, — приданое Сарры. Деньги мог бы вложить и кто-нибудь другой — вы, или Робинель, или Суверен, или кто угодно… Нужны были деньги, их взяли у того, кто имел их… Я не жалею, что дал деньги… Хотя это обеспечение моих детей, а скоро у нас родится ещё один ребёнок… Я знаю, мы с вами не одинаково смотрим на некоторые вещи, например, на обязанности отца… Ну что ж, человек не волен в своих чувствах… Но мы сейчас переживаем большие затруднения, вы это очень хорошо знаете… Учеников поступает к нам мало, дороговизна ужасная, просто голова кругом идёт… Вы себе этого не представляете, вам не приходится делать закупок. Это что-то страшное! Куда, спрашивается, мы идём? Я прекрасно понимаю, что надо нести жертвы во имя обороны страны… но, знаете ли, иной раз сомнение берёт…

— Мейер, мне набили оскомину разговоры об обороне страны… Обед должен быть обедом.

— Я хотел бы, чтобы вы меня поняли; в такие тяжёлые времена человек нуждается в друзьях… во всех своих друзьях… Настоящий хозяин здесь не я: мне пришлось занять денег у моего родственника, отца Андре Бельмина. В сущности, мы все на него работаем — и вы и я. Положение сложилось очень щекотливое, потому что ведь и деньгами Сарры, которые я употребил на оборудование школы… мы в конечном счёте тоже обязаны кузену Леви, не правда ли? Вам, вероятно, известно, что родители моей жены составили себе состояние благодаря ему… Но ведь положение так осложнилось. Брат Сарры, тот, что оказался в Германии, разумеется, стоит за свою страну… и теперь, когда начались эти международные затруднения, — право, уж не знаю… он, должно быть, вообразил, что патриотизм требует от него не платить французам Леви денег, которые он им должен. Но ведь таким образом они увеличивают затруднения… Конечно, их дела меня не касаются, хотя я всецело на стороне французских Леви, — то есть на стороне Франции, — верно? — но вот, понимаете ли, кузен Леви оказался в стеснённом положении… а ведь он родственник Сарры… и поэтому наша моральная обязанность… Словом, когда в этом году возобновляли соглашение с кузеном Леви, он нам поставил очень жёсткие условия относительно платежей… Он теперь никому не доверяет… Это и понятно… А тут ещё увеличилась плата за аренду помещения… И, заметьте, я ему так и сказал… Как же это, говорю, и арендную плату повысили и проценты тоже. Но аренда не от него зависит, тут действуют Каны, а уж эти Каны… Право, Меркадье, я совсем сна лишился, всё думаю, как свести концы с концами? Дороговизна всё растёт… а у нас скоро будет четвёртый ребёнок…

— Ну уж тут, Мейер, я вас не понимаю: вы же не юноша, вы же знали, что делаете…

— Может быть, вы и правы… но уж очень они милы, малюсенькие… А иной раз такие мысли в голову приходят… Вы не думаете, что мне придётся закрыть школу? Что же тогда будет со всеми нами? Ведь я и детские деньги вложил сюда!

В марте у Мейеров родилась дочь.

— Ну-ка, посмотрите, посмотрите! Поди, кое о ком подумали, взглянув на неё, — сказала бабушка, показывая Пьеру безобразный, жалкий комочек, перед которым млела от восторга вся семья.

Нужно было соблюдать вежливость.

— Извините, пожалуйста, меня ждут, — пробормотал Пьер.

Когда он вышел, старуха задумалась.

— Интересно, — сказала она дочери, — какие такие у Меркадье знакомства?.. Каждый день он куда-то уходит, будто в гости отправляется… А смотришь, к обеду он уже дома, ни разу не опоздал. Никогда в гостях не обедает… Как ты думаешь, Сарра, кто-нибудь есть у него?

Но Сарра совсем об этом не думала: она вся была поглощена ребёнком, странным чувством, что она ещё раз затеплила огонёк жизни.

VIII

Каждый день, кроме воскресений и четвергов, когда отворялась дверь и появлялся человек в сюртуке, все знали: значит, половина пятого, ровнёхонько половина. И так было уже много лет. Человек в сюртуке входил, снимал цилиндр и секунду как будто раздумывал, куда его девать, потом неизменно пристраивал на вешалку, с правой стороны от двери, приподнимал полы своего чёрного одеяния и, слегка отдуваясь, садился в уголке за столик; усевшись, он прищуривался, и тогда его тёмная старческая кожа собиралась морщинами вокруг глаз, поглаживал прокуренные пожелтевшие усы заскорузлыми подушечками коротких и толстых пальцев, деликатно заказывал кружку пива и отвешивал церемонный поклон хозяйке, которая всегда отходила от конторки, чтобы поболтать с ним. Они были одних лет, оба — ветераны различных родов оружия; его сюртук, жёсткий крахмальный воротничок и штиблеты с резинками подходили к её накладным кудерькам, и никем теперь не тревожимому слою румян на морщинистых щеках, а также к чёрному кружевному корсажу, сквозь который виден был цветной чехол и краешек белой рубашки.

В половине пятого в «Ласточках» редко бывали клиенты, и барышни, позёвывая, перелистывали иллюстрированные журналы или занимались рукоделием. Но у них вошло в обычай