Ветер крепчает - Тацуо Хори

из-за недостатка сна впал, должно быть, в какое-то странное состояние, поскольку в конце концов выскользнул из нашей комнаты и тихонько пробрался к соседям. Решив, что, если вдруг его заметят, оправдаться будет несложно: ошибся спросонья дверью… В чужой комнате он окончательно позабыл всякий страх и дотянулся до выключателя. Озаренная электрическим светом картина повергла его в шок. Но что же он там увидел? Два обнаженных женских тела: там лежали две женщины в весьма выразительных позах. Четыре руки и четыре ноги почти одинаковой белизны, так что не понять, где чьи…

– Этот щеголь, оказывается, и правда женщина! – сказал мне Хата. – Даже не знаю, что бы сделал, окажись там мужчина. Но раз уж это женщина…

И он, абсолютно счастливый, улыбнулся.

3

Почти неделю после этого я тщетно дожидался от Хаты каких-нибудь вестей.

Он ни словом не давал о себе знать. Обеспокоенный, я позвонил ему сам.

Он уныло сообщил, что до сих пор не может заполучить ту танцовщицу. И сразу перевел разговор на другую тему.

Дни потянулись тягостные, точно тяжелые серые облака. В парке повсюду ощущалась непривычная для этого места меланхолия, он словно день-деньской не мог стряхнуть с себя сон. Меня не покидало тревожное предчувствие: казалось, в эти дни может произойти что-то из ряда вон выходящее.

Как-то вечером я убивал время за столиком в кафе «Америка». Никто из девочек ко мне даже близко не подходил – понимали, что я не в духе. Поэтому я сидел один и против воли слушал долетавшие из глубины зала веселые возгласы официанток, окруживших одного из гостей (самого гостя я не видел, его загораживала ширма). Мне упорно казалось, будто именно этот шум виной моему дурному настроению. В конце концов я поймал одну из девочек и с пристрастием допросил о том, что там такое творится.

Выяснилось, что гость за ширмой – переодетая мужчиной молодая женщина. Она периодически появлялась в кафе, но сегодня пришла необычно пьяной. Женщина эта не только одевалась как мужчина, она и говорила по-мужски, охотно пересыпая речь мужскими словечками. Более того, водила куда-то одну из официанток кафе. И всегда лишь к этой девочке обращалась попросту, без лишних формальностей. Сказанного уже было достаточно, чтобы вызвать подозрения. Тем не менее нынче все это отошло на второй план, поскольку дама вела себя совсем уж чудно. Поговаривали, что она всерьез увлеклась какой-то танцовщицей из «Казино фоли», оплачивала любую ее прихоть, а та якобы не так давно к своей покровительнице внезапно остыла; наверное, в этом все дело… К слову сказать, когда о связи с танцовщицей поползли вокруг разные слухи, у дамы с одной из официанток (той самой, с которой не требовалось формальностей) случилась из-за чего-то страшная размолвка; если так подумать, все, вероятно, от ревности…

Вот о чем подробно, без утайки поведала мне официантка. Ощущалось, однако, что сама она сочувствует странной посетительнице, и я выслушал ее рассказ не без удовольствия. А потом поинтересовался:

– Да кто она вообще такая, эта ваша дама?

– Вроде бы благородная барышня, дочь знатного семейства. Только никто ее так не воспринимает. Я вот слышала, что на самом деле она журналистка!

Упоминание о том, что эта непонятная особа в последнее время ведет себя все более странно, показалось мне еще одним знамением надвигающейся бури.

Я решил подкараулить ее на выходе из кафе.

Спустя какое-то время она появилась.

Как и ожидалось, в широком кепи и, судя по всему, страшно пьяная. Каждый непроизвольный жест, продиктованный затуманенным сознанием, выдавал в ней в тот момент переодетую женщину. Нетвердой походкой она прошла мимо ворот Каминари-мон и направилась к Адзума-баси. Я решил последовать за ней.

Она перешла на другой берег. Затем, двигаясь вдоль Сумиды, скользнула в тень, которую отбрасывало массивное здание пивоваренного завода. Пересекла мост Макура-баси[20] и пошла дальше вдоль реки через парк Сумида. Над рекой гулял холодный ветер, без конца проносившийся перед нами туда-сюда. Мост Кототои-баси остался в стороне.

Мы уходили по береговой насыпи все дальше. Дорога постепенно сделалась неровной, идти стало трудно. Из чего я заключил, что мы миновали центральные районы и теперь направляемся в пригород. К этому времени берег окончательно обезлюдел. Иногда к реке непонятно откуда выскакивали бродячие собаки, обнюхивали нас, а затем так же непонятно куда исчезали.

Показался мост Сирахигэ-баси. Однако женщина продолжала шагать вперед по береговому валу: поворачивать назад она, судя по всему, не собиралась. Я остановился, испытывая определенные сомнения. Не мог решить, следовать за ней дальше или нет. И тут заметил, что она вдруг начала спускаться с гребня насыпи. Я решил продолжить слежку. Хотя, спустившись с насыпи, не смог даже примерно предположить, куда выведет обнаружившаяся внизу дорога. Дорога эта тонула во тьме, тут и там виднелись лужи. Женщина не пыталась их обходить. Временами, когда она ступала в воду, до меня доносился тихий, приглушенный плеск. Никакие другие звуки окружавшую нас тишину не нарушали.

Вскоре я осознал, что мы забрели в какое-то странное, незнакомое мне место. Впереди возвышалось на удивление большое здание с целиком остекленными стенами. При этом почти все стекла в нем были побиты. Дальше, прямо за испещренной провалами стеклянной громадой я разглядел чернильно-черные воды Сумиды. В самой громаде, напоминающей руины какого-то конторского дома, обитали, как видно, лишь пустившиеся в безудержный рост сорняки.

Перед странным стеклянным зданием женщина замерла. Потом я разглядел, как она, нагнувшись, поднимает из-под ног камень, прицеливается и, вложив в бросок все силы, запускает его в последний уцелевший фрагмент стекла. Раздался резкий звон. Я увидел, как посыпались осколки. А когда опомнился, оказалось, что женщина со всех ног убегает прочь и уже успела отбежать от здания на приличное расстояние.

Чтобы не потерять ее из виду, мне тоже пришлось немного пробежаться. В какой-то момент она вновь перешла на шаг. Я последовал ее примеру. Куда она направляется и что собирается делать, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Мы прошли задворками какого-то завода, пересекли рисовое поле, миновали кладбище. А затем вновь очутились на беговом валу. Вот только моста Сирахигэ-баси было уже не видать: я понял, что мы вышли к хлопкопрядильной фабрике, стоявшей от него довольно далеко. Тем не менее, пройдя мимо закоптелого здания фабрики, большого и мрачного, женщина не остановилась: очевидно, она собиралась идти по берегу еще дальше.

Слежку пора было прекращать. Я валился с ног от усталости, к тому же вполне убедился, что дама не в себе: продолжу так же пристально приглядываться к ней – и,