Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

Действительно, а не верно ли он говорит? Господа обычно были большие, почтенные люди. А у этого даже усы ещё как следует не появились… И мне самой обращаться к нему – молодому парню «господин» казалось странным и стыдным. И всё же в то время обращаться иначе было невозможно.

Немного растерявшись, я несмело спросила:

– А как нужно обращаться?

– Теперь, сами знаете, ко всем людям обращаются «товарищ», – ответил Салих… господин Салих. – Однако я не дерзну сказать вам: «Обращайтесь ко мне так же». Сказать так было бы не совсем прилично, особенно барышне. В крайнем случае можете обращаться ко мне «абый». А если будете говорить просто «Салих», будет ещё лучше.

И верно, почему не говорить просто «абый». Он ведь старше меня на несколько лет. Казанские девушки, если им понравился парень помоложе их, говорят «абый, душа моя». Только я боюсь, что это не понравится папе. Ещё подумает что-нибудь. Слово «господин» как бы отдаляет людей друг от друга, а «абый» напротив – сближает… Нет, я так поступлю: в присутствии папы я буду говорить «господин Салих», а когда мы будем только вдвоём, от души буду называть его «Салих-абый», а только для меня одной он будет «Салих». Это имя мне очень нравится, оно ему очень подходит, пусть он только для меня останется «Салихом»!

Да не покажется, что я хвалюсь, занятия наши, к счастью, проходят очень успешно. После «Родного языка», я научилась красиво играть «Хэмдию», «Асылъяр», «На берегах красавицы Белой», «Галиябану»[27]. Оказалось, господин Салих (не господин, а Салих!) особенно любит «Галиябану». В конце восемнадцатого года, после того, как в Казани впервые игралась музыкальная драма «Галиябану», мелодии из неё быстро распространились среди татарского народа. Сейчас, наверное, не встретишь человека, который бы не напевал: «Галиябану, красавица моя нежная»… Салих говорит, что успех этого произведения, то, что оно живёт, обеспечила мелодия. Говорит, что в этой народной музыке поразительно глубоко и мелодично раскрывается самая чистая, самая светлая, стыдливо-искренняя любовь татарской девушки и юноши; даже их несчастливая любовь открывается как удивительно глубокое, великое, благородное чувство. При каждом случае Салих не перестаёт восхищаться Эшрэф-ханым Синаевой. Говорит, своей фигурой, мелодичным голосом, всей своей утончённостью она точно, как живая Галиябану. И ещё Салих говорил, то, что песенная музыка стала исполняться на сцене, – это очень обнадёживающее, совсем новое явление. Со временем появятся песни и мелодии, созданные музыкантами на основе народной музыки специально для сцены. Он произносил это с такой верой, так вдохновенно!

Наши уроки проходили по установленному в самом начале расписанию. Сперва Салих просил меня сыграть разученные ранее произведения, затем сам показывал одно-две новые мелодии и задавал мне помногу раз играть их по нотам.

На каждый урок он приносил переписанные им самим ноты. Принёс ранее обещанные ноты «Этюдов» Черни: «Чтобы ваши пальцы работали, я эти ноты дарю вам». Это оказалось для меня очень полезным…

Между двумя уроками я стараюсь хорошенько учить показанную им мелодию, кроме того постоянно повторяю этюды и время от времени другие более лёгкие пьесы… Короче, как говорит Сабира, заставляю пианино бренчать утром и вечером. Только нет никого, кто бы сидел и терпеливо это слушал.

Салих (мой Салих-абый!) каждый урок меня хвалит. И не притворно, не для утешения, а ведь по-настоящему хвалит, «навроде»! (И это словечко Сабиры.) «Оказалось, у вас очень хороший слух, – говорит, вы быстро схватываете и правильно играете, – даже говорит, – вы, барышня, созданы для музыки». Сама я вначале не очень-то верила этому. Хвалит, наверное, потому что я «барышня». Но постепенно я и сама начала чувствовать: моё исполнение с каждым днём улучшается, становится глаже. Возможно, это проявление моего «дарования», а возможно, потому, что меня учит мастеровитый музыкант, красивый парень… Я совсем не хочу, чтобы он видел во мне бестолковую, ленивую ученицу. (Каюсь! Сказала – и забыла.)

…Но исполнять так, как он сам… нет, такого уровня пока нет. На прошлом уроке он, то ли вдохновившись, сыграл подряд: «Хэмдию», «Казанское полотенце» и «Лиру» – о Боже, как он исполнил их!.. Я, словно опасаясь быть заколдованной, не осмеливаясь смотреть на него, сидела и повторяла про себя, как ребёнок: «Пусть играет… пусть играет, пусть только не подумает остановиться». Не моё дело давать оценки, и всё же одно могу сказать: народные мелодии Салих исполнял так естественно, так утончённо-мягко играл, как будто бы он их не выучил, а они родились у него в сердце… По правде!.. Во всяком случае, здесь дело не просто в мастерстве, а если скажу, что он сам превращался в народную мелодию, то это не было бы ошибкой… Я уже сравнивала его руки с крыльями чайки. Однако, без сомнения, здесь и мастерство тоже. А вот когда он играл «Кедр», его руки напоминали полёт ласточки. Взлетая точно как ласточка, его руки начинают легко и ровно плыть, и двигаясь по косой линии, они то высоко поднимаются, то опускаются. Да, волшебные руки!

«Лиру» он исполнял в конце. То ли сама мелодия, то ли его исполнение так западали в душу, вызывая в ней сладкие страдания, – это невозможно высказать словами, надо только слушать, слушать! Теперь её исполняют на слова Тукая. Плач Тукая, его горькая судьба…

Клетку мира разломивши, птицей вырвался дух мой,

Бог создал меня весёлым, но я в мире был чужой.

Когда Салих закончил играть, слушавший в сторонке папа, несмотря на то, что он мужчина, сильный человек, не смог быстро найти слова. Только через некоторое время он неожиданно охрипшим голосом сказал:

– Спасибо, господин Салих. В конец размягчили старую душу. Спасибо вам!

Салих, не оборачиваясь, склонил голову, ничего не ответив. Видно, ему не нравится, когда его хвалят. Во всяком случае его невнимание меня несколько раздосадовало.

С этого дня Салих ещё крепче привязал мою душу и мои мысли. Я много думаю о нём. Для меня очень важно узнать правду: кто он, какой человек в сущности? Так-то он простой музыкант, приходящий учитель, но всё же чувствую, не столько умом, сколько сердцем чувствую: здесь должен таиться большой талант, большая мощь. Не только от его игры, а от всего облика, от глаз, даже от слов чувствую это… С такой внешностью человек не может быть пустым, по-моему… Или я ошибаюсь, Боже мой?

Вот так меня заставляет думать, беспокоит, притягивает «господин» Салих! В то же время я сильно успела привыкнуть к нему… Постоянно