Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

– Спасибо, Ахметжан-абзый, пока жаловаться не на что.

– Очень хорошо. Дай Бог!.. Ну, а что на свете делается?

– На свете-то?.. На свете свобода пришла, – ответил Салих, улыбаясь.

– Слава Богу, мы об этом знаем. А ещё что происходит?

– A вы что хотели бы?..

– Я-то?.. Мне, например, соль нужна, – ответил папа со смехом.

– Соль?! Вот этого с меня не спрашивайте, Ахметжан-абзый, соль искать не приходилось. Кстати, от тёти как-то слышал: будто бы на базаре стали продавать вытряхнутую из кожного сырья пропахшую нафталином соль… Правда это или нет, утверждать не могу.

– Правда, господин Салих. Работники кожных складов продавали такую соль. Соль теперь очень дорогое яство.

– Но ведь в пищу она не пригодна?

– Говорят, если хорошенько промыть и высушить, сгодится.

– Вот видите, Ахметжан-абзый, вы больше меня знаете о том, что на свете творится.

– Только всякую ерунду, господин Салих, мелочь.

– А что же крупнее?

– То, что крупнее, хочу от вас узнать. Например, когда этот мир вернётся в свою колею?

– А он как раз идёт по своей колее, Ахметжан-абзый, – как будто беспечно ответил Салих. – Что, разве не правда?

Папа громко рассмеялся.

– Весёлый вы человек, господин Салих, вам, наверное, легко живётся!

Лицо Салиха стало серьёзным, но в ответ он не сказал ни слова. Сколько я ни анализировала, все разговоры у папы с Салихом всегда заканчивались так, без всякого результата, как говорится: ни Богу, ни мулле. Сначала мне это казалось странным, я даже немного переживала по этому поводу, но постепенно я поняла: просто Салих из тех людей, которые не любят говорить на серьёзные темы и умничать. Если вдруг возникает такая ситуация, он, полушутя, старается закончить разговор, обернув всё смешной стороной. Отчего это так происходит: то ли такая у него природа, то ли это просто от молодости? А может, просто не считает нужным распространяться с папой о крупных проблемах. Но ведь и папа мой не болтун, он человек, говорящий с осторожностью.

Салих подошёл ко мне и, опустив голову, сказал:

– Простите, барышня, сегодня я немного опоздал.

– Не беда, – ответила я.

Он жестом пригласил сесть. Когда мы оба уселись за пианино, сначала спросил:

– Как настроение?

– Спасибо, неплохо.

– Хорошо, тогда… Знаете, ведь музыка очень привязчивая штука, иногда даже во сне не уходит из ушей.

– Вот как?

– Честно. Со мной это очень часто происходит. Правда, мне приходится много играть… Ну, хорошо… можно и начинать.

– Можно… С чего? – спросила я, приготовившись играть.

– Сначала повторите то, что знаете.

– Какое?

– Любое, что вам по душе.

Да, душе в разные моменты хочется разной музыки. Я начала играть «Хэмдию». Но Салих меня тут же остановил:

– Вы, барышня, не для меня, для своего удовольствия играйте. Как душа велит – свободно, вольно, естественно, а я – нет, я просто слушатель, сидящий в стороне!

Он даже немного отодвинулся в сторонку. Я снова начала играть. Так, как мне хотелось и как я чувствовала. Совсем не стесняясь, свободно, естественно…

Но я всё равно чувствую, как он слушает – невозможно не чувствовать. Не только, как он слушает, но чувствую его взор, направленный на меня. Даже в процессе слушания как будто чувствую, что он думает обо мне… Он всегда как-то задумчиво смотрит, о чём-то размышляя. Раньше я как-то смущалась от взгляда его ярко-синих глаз, а теперь нет, не смущаюсь, наоборот, хочу, чтобы он так смотрел, мне как-то отраднее становится, сердце как будто наполняется какой-то светлой мелодией…

Я закончила играть. В этот раз у меня хорошо получилось. И Салих после некоторого молчания сказал: «Хорошо сыграли, барышня!»

Игра тоже зависит от вдохновения. Если воодушевившись, как бы это сказать, возьмёшь самую нужную струну, музыка сама по себе зазвучит естественно, очень легко. И со мной это произошло – все ранее разученные мелодии я проиграла вдохновенно-легко. Салих после этого сказал:

– Раз так, барышня, я сыграю. «Бурно течёт Белая». Наверное, приходилось слышать. Вот она. Начав играть, он при этом тихонько декламировал слова:

Побывать бы мне на Белой,

В камышовой лодке плыть,

Соловьём к цветку несмело

Я б присел поговорить.

Вдоль реки этой шагая,

Хорошо бы погулять,

Любит, нет ли дорогая,

Хорошо бы мне узнать.

Затем второй раз проиграл уже без слов.

– Прошу! – сказал он, уступая мне место.

Когда я села, он, как обычно, поставил передо мной заранее написанные ноты.

Глядя в них, я тихонько несмело начала играть. Конечно, с первого раза не получается, как надо. Глаза ещё не успели привыкнуть к нотам. Часто спотыкаешься, отсюда происходят ненужные паузы, получаются и неуместные повторы. В таких случаях Салих терпеливо слушает, не выказывая своего неудовольствия, только снова и снова просит повторять. Во время игры он в каком-то месте говорит «анданте» (ровнее), а где-то «аллегро» (быстрее). А когда я попадаю в лад, ободряет меня: «вот так правильно», «хорошо».

В конце он улыбнулся:

– На этот раз вы даже бурную Белую одолели. – Но…

И тут произошло нечто неожиданное и удивительное: он, не закончив свою фразу, подтянул к себе ноты и что-то написал карандашом между двух линий. Затем снова пододвинул их ко мне и сказал:

– Однако в нотах надо обратить внимание вот на это место. Видите?

Сначала я в подчёркнутом им месте, не обнаружив нотных знаков, чётко увидела записку, несколько секунд не могла поверить своим глазам: записка… что за записка? Только после этого смогла прочесть: между линиями было написано: «Мне нужно с Вами поговорить, когда и где я смогу Вас увидеть?» Прочтя эти слова, я пришла в недоумение, заволновалась, растерялась, вдруг потеряла голову, перед глазами поплыл туман. Даже дыхание моё на время остановилось. Боже, что это?! Как он решился на это? Папа ведь сидит и смотрит! А если заметит?! Но ведь так остолбеневши сидеть, ничего не произнося, само по себе опасно. Папа, безусловно, может что-нибудь почувствовать. Поэтому я, склонившись к нотам, начала водить по ним глазами, даже спросила у Салиха:

– Это место?

– Да, да, именно это место, – ответил он и протянул мне карандаш…

Это означало: «Жду ответа». О Боже!.. Я склонилась ещё ниже и, говоря «Ладно, хорошо, не забуду», быстро написала: «Не пишите мне так больше, папа заметит!»

Он тут же прочёл мои слова, но остался спокоен. Только одно его плечо как-то странно дёрнулось. И тут же:

– Ладно, барышня, на этом сегодняшний урок закончим, – сказал он, встал со своего места и, как ни