Вешние воды - Эрнест Миллер Хемингуэй

– Спасибо, Скриппс, – сказала она. – Спасибо тебе за эту птичку, – ее голос сорвался. – А теперь я должна идти.

Тихо, не говоря ни слова, она накинула шаль и, прижимая к груди клетку со спящей птичкой и номер «Меркьюри», бросила единственный взгляд, последний взгляд на того, кто был ее Скриппсом, затем открыла дверь закусочной и вышла в ночь. Скриппс даже не видел, как она ушла. Его занимало, что рассказывала Мэнди. Мэнди снова заговорила.

– Эта птичка, которую она унесла, – говорила Мэнди.

– Так, она унесла птичку? – спросил Скриппс. – Рассказывай дальше.

– Ты интересовался, какой породы эта птичка, – продолжала Мэнди.

– Совершенно верно, – согласился Скриппс.

– Что ж, это напомнило мне одну историю о Госсе [56] и маркизе Буке, – продолжала Мэнди.

– Расскажи, Мэнди. Расскажи, – подбадривал ее Скриппс.

– Кажется, один мой большой друг, Форд – ты уже слышал, я о нем говорила, – был в замке маркиза во время войны. Его полк был там расквартирован, и маркиз, один из богатейших, если не богатейший человек Англии, служил в полку Форда рядовым. Однажды вечером Форд сидел в библиотеке. Библиотека была местом совершенно необыкновенным. Стены там выложены золотыми кирпичами, вделанными в плитку или во что-то подобное. Забыла точно, как там было.

– Давай дальше, – подбодрил ее Скриппс. – Это неважно.

– Короче, посреди стены в библиотеке было чучело фламинго в стеклянном ящике.

– Они знают толк в убранстве интерьера, эти англичане, – сказал Скриппс.

– Твоя жена была англичанкой, не так ли? – спросила Мэнди.

– Из Озерного края, – ответил Скриппс. – Рассказывай дальше.

– Ну, в общем, – продолжала Мэнди, – Форд как-то раз сидел вечером в библиотеке после обеда, и тут вошел дворецкий и сказал: «Маркиз Буке передает наилучшие пожелания» и не мог бы он показать библиотеку группе друзей, с которыми обедал? Ему давали обедать на стороне и иногда позволяли спать в замке. Форд сказал: «Вполне», и вошел маркиз в своей форме рядового, а за ним сэр Эдмунд Госс и профессор как-там-его (вылетело из головы) из Оксфорда. Госс остановился перед чучелом фламинго в стеклянном ящике и сказал: «Что тут у нас, Буке»? – «Это фламинго, сэр Эдмунд», – ответил маркиз. «Я не так представлял себе фламинго», – заметил Госс. «Разумеется, Госс. Так представлял себе фламинго бог», – сказал профессор как-там-его. Жаль, не помню, как там его.

– Неважно, – сказал Скриппс, глаза его сияли, он подался вперед, что-то внутри него колотилось, что-то, над чем он был не властен. – Я люблю тебя, Мэнди, – сказал он. – Я люблю тебя. Ты моя женщина.

Что-то внутри него колотилось и колотилось. Безостановочно.

– Все правильно, – ответила Мэнди. – Я уже давно знаю, что ты мой мужчина. Хочешь услышать еще историю? К слову, о женщине.

– Давай, – сказал Скриппс. – Ты не должна прерываться, Мэнди. Ты теперь моя женщина.

– Конечно, – согласилась Мэнди. – Это история о том, как Кнут Гамсун был трамвайным кондуктором в Чикаго.

– Давай, – сказал Скриппс. – Ты теперь моя женщина, Мэнди.

Он повторил про себя эту фразу. Моя женщина. Моя женщина. Ты моя женщина. Она моя женщина. Это моя женщина. Моя женщина. Но чего-то ему не хватало. Где-то, как-то должно было быть что-то еще. Что-то еще. Моя женщина. Теперь эти слова звучали несколько легковесно. У него в уме, как он ни пытался отгородиться от этого, снова возникла жуткая картина – та скво, тихо входящая в дверь. Ну и скво. Она не носила одежду, потому что не хотела. Такая крепкая, что и зимняя ночь ей нипочем. Что же тогда будет весной? Мэнди говорила. Мэнди в закусочной все говорит. Мэнди рассказывает свои истории. В закусочной уже поздновато. Мэнди все говорит. Она теперь его женщина. Он ее мужчина. Но так ли это? В мозгу Скриппса засела эта скво. Скво, вошедшая так запросто в закусочную. Скво, выброшенная на снег. Мэнди знай себе говорит. Рассказывает литературные россказни. Подлинные случаи. Они казались достоверными. Но разве их достаточно? Скриппс задумался. Она была его женщиной. Но надолго ли? Скриппс задумался. Мэнди в закусочной все говорит. Скриппс слушает. Но мысли его стремятся куда-то вдаль. Вдаль. Вдаль. Куда же они стремятся? На улицу, в ночь. На улицу, в ночь.

Глава шестнадцатая

В Петоски ночь. Далеко за полночь. В закусочной горит свет. Городок спит под северной луной. На север бегут пути железной дороги Гранд-Рапидс энд Индиана, далеко на север. Холодные пути тянутся на север, в сторону Макино-сити и Сент-Игнаса. Холодно идти по ним ночной порой.

К северу от замерзшего северного городка по путям идет бок о бок пара. Это Йоги Джонсон и скво. На ходу Йоги Джонсон потихоньку снимает с себя тряпки. Одну за другой снимает тряпки и бросает вдоль путей. Под конец он остается лишь в поношенных ботинках с насосного завода. Йоги Джонсон, нагой в лунном свете, идет на север рядом со скво. Скво шагает рядом с ним. На спине она несет карапуза в люльке из коры. Йоги пытается взять у нее карапуза. Он его понесет. Хаски скулит и лижет Йоги Джонсону лодыжки. Нет, скво сама понесет карапуза. Они шагают дальше. На север. В северную ночь.

За ними следуют две фигуры, четко очерченные в лунном свете. Это два индейца. Два лесных индейца. Они нагибаются и собирают тряпки, разбросанные Йоги Джонсоном. Время от времени о чем-то ворчат между собой, мягко шагая в лунном свете. Их зоркие глаза не упускают ни единой сброшенной тряпки. Когда сброшена последняя тряпка, они поднимают взгляд и видят далеко впереди две фигуры в лунном свете. Два индейца выпрямляются и рассматривают тряпки.

– Белый вождь одежный щеголь, – замечает высокий индеец, поднимая рубашку с инициалами.

– Белый вождь прилично замерзнет, – замечает маленький индеец.

Он протягивает жилет высокому индейцу. Высокий индеец сворачивает в узел всю одежду, все сброшенные тряпки, и они направляются по путям обратно в городок.

– Лучше оставить одежда для белый вождь или продать в Армия спасения? – спрашивает низкий индеец.

– Лучше продать в Армия спасения, – ворчит высокий индеец. – Белый вождь, может, никогда не вернется.

– Белый вождь еще как вернется, – проворчал маленький индеец.

– Все равно лучше продать в Армия спасения, – ворчит высокий индеец. – Белый вождь так и так нужна новая одежда, когда придет весна.

Пока они шли по путям к городку, воздух как будто смягчился. Теперь индейцам не по себе. Через лиственницы и кедры возле железнодорожных путей дует теплый ветер. Снежные заносы вдоль путей подтаивают. Что-то шевелится в душах индейцев. Некий позыв. Некое странное языческое волнение. Дует